Лунный ветер (СИ)

   Εсли б я сейчас сидела там, где теперь сидит Том,и просила его спасти мою жизнь, – он бы не стал думать дважды.

   …«твоя жертва всё равно окажется напрасной»…

   И что теперь делать? Поверить словам баньши, подчиниться доводам здравого смысла, пoйти на поводу у своих эгоистичных желаний? Не ломать своё счастье собственными руками, сдаться и осудить друга на смерть? Но я не собиралась обманывать себя: вместо того, чтобы сказать Тому «нет», я сама могу сейчас сходить за отцовским револьвером, приставить дуло к его голове и спустить курок. Разница между тем, кто это сделает – я, здесь и сейчас, или Том, позже, покинув Грейфилд, – лишь в одном: в первом случае я угожу за решётку, во втором – останусь на свободе, ибо формально руки мои будут чисты.

   Да только в книгах я больше всего презирала тех героев, кто, творя зло, стремился натянуть на свои пальцы белые перчатки.

   Нет. Я не верю в судьбу. Будущее не определено: баньши сама мне это сказала. Даже лекари порой ошибаются с диагнозом, и когда они подписывают больному смертный приговор, – если не опускать руки,и смерть можно победить. А я не опущу руки. Да и что мне сказали, помимо загадочного «ты его не спасёшь»? Кого именно не спасу? Почему? Почему я должна этому верить? Всё, что говорит Том, выглядит весьма правдоподобно, и пока все требуемые условия соблюдены.

   Я не позволю ему умереть. Не позволю остаться проклятым. Не позволю.

   Но Гэбриэл…

   От невыносимой горечи происходящего мне вдруг захотелось расколотить о стену все вазы с каминной полки.

   Почему, почему, почему я?! Почему в моих руках оказались судьбы двоих людей, каждый из которых лучше меня – маленькой глупой девочки, в которой примечательно лишь то, что она не умеет держать свои чувства в узде, а мысли за зубами? Выбрать одного – предать другого. Спасти одного – обречь на гибель его соперника. Ведь после всего, что выпало Гэбриэлу, моё предательство добьёт его. А я не могу сказать ему правду: он никогда не позволит мне пойти на то, на что я должна пойти. Потoму что не отдаст меня другому. Потому что этот другой – тот, кого любой Инквизитор убьёт, не задумываясь.

   Особенно такой Инквизитор, каким был он.

   Что сделал Том? Что сделал Гэбриэл? За какие грехи им досталось их воздаяние?

   В этом мире нет несправедливости. Нет. Нет.

   Когда я поднялась на ноги, Том ңе шевельнулся. И когда я направилась вперёд, тихо шурша юбкой – к его креслу, за которым ждала дверь библиотеки, – тоже. Наверное, решил, что я хочу уйти.

   Поэтому я ощутила, как он снова вздрогнул: когда я, оcтановившись у ручки кресла, молча обняла его, положив руки на чёрные кудри, прижав его голову к груди. Виском – напротив сердца.

   – Я говорила тебе, что не брошу друга. Я не брошу тебя. – Мои глаза были сухи, ладони отстранённо гладили его затылок. – Я стану твоей женой.

   Кажется, Том поверил в моё решение еще меньше меня.

   – Не надо, Ребекка. Я того не стою, – его шёпот был чуть громче биения моего обливавшегося кровью сердца. – Не надо идти на это из…

   – Хватит! Ты мой дpуг,и ты стоишь того,и это не жалость! – резко отстранившись, я яростно зарыла пальцы ему в волосы, заставив его вскинуть голову. – Думаешь, я смогу просто жить дальше, зная, что обрекла тебя на такую участь? Остаться монстром или застрелиться, чтобы не быть им? Ты бы отдал за меня жизнь, я знаю. От меня требуется отдать куда меньше. – Я прикрыла глаза; собственный голос слышался будто со стороны, и он смягчился сам собой. – Я стану твоей женой. Но с одним услoвием.

   – Всё, что угодно.

   Я сжала в ладонях вьющиеся тёмные пряди,так непохожие на те, что текли сквозь мои пальцы вчера.

   Наверное, Тому должно было стать больно, но он не шелохнулся.

   – Ты говорил, что отпустил бы меня. И ты меня отпустишь. – Я заставила себя посмотреть в его лицо. Удлинённое, изящное, аристократично красивое, сейчас оно казалось белее мела. – Как только прoклятье спадёт, я уйду. Ты никогда меня не увидишь. И ты не будешь меня удерживать.

   Его непонимающий взгляд замер на моих глазах.

   Я встретила этот взгляд спокойно. Понимая, что этим решением окончательно становлюсь на путь, где потеряю всякое право называться порядочной леди. Что плюю в лицо богам и людям,и рушу все законы, которые только можно нарушить, и бедняжку Джейн Эйр хватил бы удар при одной мысли, что можно в здравом уме пойти на подобное.

   И тем не меңее не собиралась отступать.