Лунный ветер

Да. Это действительно объясняло всё. Оборотни перевоплощаются либо в те ночи, когда светит полная луна, либо в те, когда сильные переживания лишают их власти над собой. И для лорда Чейнза я – просто средство вылечить его наследника: всё равно что пузырёк с лекарством. К пузырькам в аптеке не питают тёплых чувств. Пузырьки в аптеке не привыкли спрашивать, хотят они быть купленными или нет.

Я чувствовала странное опустошение. Только что в душе бушевала буря, теперь воцарился мёртвый штиль. Наверное, потому что я ещё не в полной мере осознала, что всё это значит, и лишь пыталась осмыслить множество вопросов, возникших в моей голове взамен некоторых разрешившихся.

С них я и решила начать.

– Как ты… стал…

– Моя мать умерла не в родах. Вернее, в родах, но… за два месяца до того, как я должен был появиться на свет, на неё напал оборотень. – Заложив руки за спину, Том отошёл от двери. Спокойным, неспешным шагом, будто просто прогуливался после завтрака. Видно, сейчас им владело то же неестественное, опустошающее спокойствие, что приковало к месту меня. – Они с отцом тогда были в нашем загородном поместье. Не в Энигмейле, в другом. Мать вышла прогуляться перед сном, волк напал на неё прямо в саду. Отец подоспел на помощь и убил его, но слишком поздно. А после смерти волк вернул себе человеческий облик. – Он остановился подле кресла, не глядя на меня. – Отец после пытался выяснить, кем был этот несчастный, однако в окрестностях никто не пропал. Этот оборотень был пришлым, похоже, бродягой… верно, скрывался от Инквизиции, скитаясь. Мама умерла три дня спустя, однако лекарь сумел спасти меня. Отцу пришлось изменить ему и слугам память, чтобы всё скрыть. Тогда он ещё не был уверен, что я буду… таким, но знал: если б мама осталась жива, она бы стала чудовищем, и проклятье почти наверняка успело коснуться меня. Он боялся, что меня убьют, если узнают правду.

– Так проклятье и правда передаётся через укус?

Меня саму удивило прозвучавшее в этом вопросе деловитое любопытство. Которого я совсем не чувствовала.

Слова вырвались сами, и собственные губы казались мне чужими и далёкими.

– Порой сказки врут, – сухо заметил Том. – Но не в этом.

– И все эти годы… – я шумно выдохнула. – Как ты скрывал это от меня?

Друг слабо улыбнулся.

– Не считай меня лицемером. Я ничего не скрывал. Я и не смог бы… не от тебя, по крайней мере.

– Но…

– Я сам узнал совсем недавно. Пока мне не исполнилось шестнадцать, проклятье никак себя не проявляло. Затем я начал оборачиваться, но каждое полнолуние отец усыплял меня прежде, чем наступала ночь, и запирал в клетке в подвале. Обставлял всё так, что я просто засыпал в своей постели, а поутру просыпался в ней же. Если у меня возникали любые подозрения по этому поводу, он стирал мне память о них. – Том отстранённо провёл рукой по спинке кресла. – Бедный папа… конечно, он боялся, что маленький я случайно выдам свою тайну, – но больше, чем страхом, им двигало желание, чтобы у меня было счастливое детство. Чтобы я жил нормальной жизнью, не мучаясь осознанием своей неправильности.

Я лишь смотрела на него, поражённая услышанным.

Так мне не показалось когда-то. У Тома были провалы в памяти. Должно быть, стирая воспоминания об оборотничестве, лорд Чейнз порой случайно задевал и другие… но истязать память собственного сына? Хранить его тайну даже от него самого?

Что ж, это хотя бы объясняет, почему Том ничуть не протестовал против наших игр в Охотников. Знай он, что мы играем в тех, кому полагается охотиться на него, – ему было бы трудно получать от этого удовольствие.

– И когда ты узнал?

– Незадолго до того, как попросил твоей руки. Отец только тогда решил открыть мне правду. И потому, что у меня появилась возможность исцелиться, и потому, что дальше скрывать это становилось всё сложнее.

Вот почему мне подумалось, что Том изменился. Тогда, когда он вернулся из Ландэна в предыдущий раз… Он действительно изменился.

То, что он узнал, не могло его не изменить.

– Почему сложнее?

– Потому что зверь во мне растёт. И умнеет. И жаждет крови. – Я увидела, как Том снова прикрыл глаза. – То, что случилось с Элиотом… я обернулся не в полнолуние. Прежде такого не бывало. – Он судорожно вздохнул. – Отцу пришлось сотворить мою иллюзию, чтобы той ночью никто не понял, что меня нет в моей постели. А потом ещё отыскать меня в полях, где я лежал без сознания, снова приняв человеческий облик, и вернуть в Грейфилд под самым носом у стражи.

Сейчас я вспомнила, что действительно не видела Тома среди тех, кто толпился у моей истерзанной двери. Впрочем, тогда нам всем было немного не до этого: я сосредоточилась на другом подозреваемом, а остальные думали о теле Элиота, лежавшем во дворе.

Только вот сейчас было уже безнадёжно поздно.

– И я хотел добраться до тебя, Ребекка. А когда не смог, убил бедного старика.

– Не говори так, – вырвалось у меня. – Это был не ты.

Звук его глухого смешка показался мне ужаснее скрипа металла по стеклу.