– Можешь считать, что предначертания не существует, – наконец произносит она. – Можешь считать, что вы сами пишете свою историю. За редкими исключениями вроде того мальчика, которому определённо лучше было рисовать картины вместо того, чтобы вещать с трибун. Так и умер, не зная, что его диплом художника осчастливил весь мир. – Она тихо и коротко смеётся шутке, понятной ей одной. – Лишь немногие вещи вы в силах изменить, не поставив под угрозу естественный миропорядок.
– Какие вещи?
Но она уже разлетается сонмом золотых бабочек, чтобы пару мгновений спустя вновь соткаться женщиной прямо подле меня; и когда Великая Госпожа с материнской нежностью кладёт лёгкие, почти невесомые руки на мои плечи, меня вопреки всему пробирает жуть.
– Это место ты больше не увидишь. И не вспомнишь. Никогда. – Её глаза так близко, что я могу видеть, как зажигаются и умирают звёзды в бесконечной вселенской тьме, открывавшейся в её зрачках. – Живи, как жила. Вам лучше не думать и не знать, что кроется по другую сторону реальности, на изнанке ваших жизней и ваших поступков. Вы спокойно существуете и без этого знания. Спокойно и спокойнее. – Когда её губы касаются моего лба, мне кажется, будто вместо губ кожу задевают хрупкие ломкие крылья. – Прощай, смешная девочка… мисс Лочестер, миссис Чейнз, леди Форбиден.
Я проснулась мгновением позже. Открыв глаза, посмотрела на догорающую свечу – с ощущением, что не просыпаюсь, а засыпаю: медленно слепну, погружаясь в мир, где вместо шести чувств мне оставляют всего пять. Понимая, что болезненно яркие воспоминания обо всём, что я видела, тают, рассыпаясь пылью забвения – и, пытаясь ухватиться за них, удержать, сохранить в памяти, я лишь заставляю их ломаться и сыпаться сквозь пальцы, словно осколки ёлочных игрушек.
Я была… только что я была там, где…
Но я вспомнила только золотых бабочек и летнее небо, облекавшее тонкий стан той, кого мы называли Владычицей Предопределённости. Некие слова о судьбе, и выборе, и о том, что предначертания не существует.
И лишь слова прощания звучали в моих ушах с такой отчётливостью, будто их всё ещё шептали мне на ухо.
«Мисс Лочестер, миссис Чейнз, леди Форбиден».
Свеча захлебнулась воском, погрузив комнату во тьму. Я села в постели, собирая в мыслях те немногие кусочки мозаики, что оставил мне почти забывшийся сон.
Неужели я и в самом деле видела её? Саму Великую Госпожу? Нет, не один человек за историю мог похвалиться встречей с богами, но с чего бы ей явиться ко мне, да ещё во сне? Просто потому, что я осмелилась в мыслях бросать ей вызов?..
Я сосредоточилась, пытаясь вспомнить больше, – и снова ощутила то, что уже испытала когда-то. Странное чувство, родившееся на кладбище, когда Гэбриэл предложил мне представить мир, в котором нет меня: будто ты рвёшься за пределы собственного сознания, но в миг приближения к границе падаешь обратно, в уютный мир того, что можно осязать собственными руками и видеть собственными глазами.
Просто потому, что иначе рискуешь сойти с ума.
Нет. Не нужно. Не нужно думать об этом. Прикосновение к тому, что лежит за гранью, опасно. Особенно для простых смертных вроде меня.
Но если это и правда была она…
Я встала. Медленно раздевшись, легла обратно, неотрывно глядя в окружающий меня мрак.
Положим, я и правда слышала саму Великую Госпожу. Положим, мой сон – не просто сон, рождённый слезами и усталостью, да ещё всеми размышлениями о будущем и о нашей мнимой схватке, которым я предавалась после визита к баньши. Тогда что означают эти слова? То же, что «Гламисский тан, Кавдорский тан, король в грядущем»[31]
?Я повернулась набок. Ощутив под рукой твёрдую обложку книги, лежавшей на одеяле, – Шекспир, – переложила её с постели на тумбочку.
Хотелось бы мне верить, что это ещё одно предсказание. Предсказание, которое гласит, что всё сложится так, как я и хотела. Да только с чего «леди Форбиден»? Традиции титулования в нашей стране менялись не раз, но в итоге сложились так, что лишь глава рода и его супруга могли зваться лордом и леди Чейнз, а также графом и графиней Кэрноу. К их наследнику и его супруге следовало обращаться «лорд Томас Чейнз» – можно без фамилии, но имя обязательно – и «миссис Чейнз». Дочери и другие сыновья также были бы просто «миссис Чейнз» и «мистером Чейнзом»; причём, представляя младших, также не следовало забывать перед фамилией назвать имя. Потому и сейчас я была «мисс Лочестер», тогда как моя младшая сестра – «мисс Бланш Лочестер» или просто «мисс Бланш».
Гэбриэл не аристократ. Выйдя замуж за Тома, я не получу права зваться леди Чейнз – по крайней мере, пока жив его отец. Разведшись с Томом, тем более потеряю всякое право на титул. А даже если, не успев развестись, овдовею (я с ужасом гнала эту мысль, но тем не менее она промелькнула) – не имею никаких шансов унаследовать титул или владения графа Кэрноу.
Разве что…
Нет. Об этом думать тоже не нужно. Считай это либо сном, либо добрым предзнаменованием, вот и всё.
Ведь если предначертания действительно не существует…