– Я хотел её смерти. Моей жены. Тогда, когда узнал правду.
Это тоже меня не удивило. В конце концов, даже при чтении «Отелло» я, осознавая всю несправедливость сомнений ревнивого мавра, понимала его чувства; а представить, что должен был ощутить на месте Гэбриэла влюблённый мужчина, не являвшийся по натуре образчиком всепрощения, оказалось нетрудно.
– Подобные мысли вполне естественны в подобной ситуации, – до смешного умудрённо и философски откликнулась я.
– Я хотел убить её. Я представлял, как смыкаю руки на её тонкой шее и не отпускаю, пока свет в её глазах не погаснет.
И правда Отелло.
– Не убили же. – Я знала, что подобная реакция с моей стороны весьма усугубляет кару, ожидающую меня за гробовой чертой, но там меня уже и так не ждало ничего хорошего. – Она сама привела вас к этому. Вы ни в чём не виноваты.
– Действительно? Но наши желания могут услышать те, кто выше нас. И воплотить в жизнь.
Бедный, бедный Гэбриэл… неудивительно, что это до сих пор терзает тебя.
Меня бы тоже терзало.
– Вы не хотели её гибели. Не хотели, чтобы всё закончилось так. И в действительности никогда не допустили бы, чтобы она умерла. Ни она, ни малыш.
– Тем не менее я допустил. Их убили. Убили из-за меня.
– Будь вы тогда дома, вы сражались бы за их жизни до последней капли крови. Я знаю. И скажите мне, даже если б она была верна вам, если б вы не злились на неё… разве вы уступили бы тому мерзавцу? Разве её измена повлияла на ваше решение продолжить расследование?
– Нет. Нисколько. Я принял это решение, ещё не зная правды. И это тоже меня не красит. – Улыбка вернулась на его губы, и теперь она была кривой. – Я был хорошим Инквизитором, а вот супругом – не слишком.
– Я уже говорила, и повторю ещё раз. В том не было вашей вины. Вы делали то, что должны были делать. – Моя убеждённость стёрла горькую насмешку с его лица. – В какую бездну скатился бы наш мир, если бы в нём не было таких, как вы: не отступающих перед угрозами, идущих до конца, идущих на жертвы; если бы вы сдавались, там самым отдавая этот мир во власть тех, кто не гнушается убивать беременных женщин? – Я смотрела на него прямо и упрямо. – Я бы скорее сама согласилась умереть, чем оставить на свободе подобного негодяя.
В его взгляде пробилось что-то, чего я так долго добивалась, и рука, которую он до сих пор удерживал за спиной, вдруг потянулась к моей щеке… но, так и не коснувшись, замерла, и пальцы его один за другим согнулись в костяшках, словно задевая невидимые струны, так близко от моей кожи, что я почти ощущала их тепло.
– Какое искушение. – С губ его сорвался печальный смешок. – Знала бы ты, как мне хочется в это верить… как хочется верить, что ты не обманываешь ни меня, ни себя. – Он неотрывно смотрел на моё лицо, не опуская полусжатой ладони. – Ребекка, ты знаешь меня меньше месяца. Настоящий я и твоя фантазия обо мне – очень разные вещи. Ты не можешь понимать, о чём говоришь и на что идёшь.
– Хватит считать меня ребёнком! – покончив с опостылевшим напряжением несоприкосновения, я сердито перехватила его пальцы прежде, чем он снова отвёл их прочь. – Да, я юна, наивна и мало знаю жизнь! Но теперь я знаю тебя – не спрашивай откуда, просто знаю, как ты знаешь меня. Знаю, что чувствую, и знаю, чего хочу! – Я сжала его ладонь обеими руками и, повинуясь неясному, безотчётному порыву, поцеловала. Прикрыв глаза, не думая, что делаю, прижавшись губами к прохладной коже на костяшках. – Я хочу быть с тобой. Каждый день, каждый миг. Всегда.
Он не шевельнулся, даже когда я выдохнула последние слова в его руку. Ощущение, что я сжимаю в ладонях недвижные, неживые пальцы мраморной статуи, заставило меня снова посмотреть на него.
Лицо Гэбриэла обратилось маской идеальной, бесстрастной, безупречной выдержки, но в зрачках полыхал тёмный огонь.
Когда он заговорил, тихие слова звучали так, будто каждое давалось ему с трудом.
– Я старше тебя на тридцать с лишним лет. В конце концов ты наиграешься и захочешь домой. Пожалеешь о том, что сейчас рядом с тобой не прекрасный молодой лорд. Но пути назад не будет.
– Мне не нужен этот путь. И не нужен никто другой.
Ещё пару мгновений перекрестье наших взглядов окутывала тишина, полная тягучего молчания и потрескиванья огня – куда менее яркого, чем пламя в глазах, блестевших напротив моих.
– К фоморам всё.
Это он почти выплюнул. Почти шёпотом, почти обречённо.
А в следующий миг рука его вырвалась из моих пальцев, и тонкие губы с силой накрыли мои.