То, что Рэйчел не спит, я поняла ещё на улице. По свече, горевшей в её окне. И когда я бесшумно прокралась в её комнату, она сидела в кресле с книгой в руках, встречая меня напряжённым взглядом.
Конечно же, мой кошачий вид от неё не укрылся.
– Вижу, всё прошло благополучно, – констатировала подруга, хмуро наблюдая, как я забираю ключ с тумбочки подле её кровати.
– Вполне, – даже не думая придать себе менее довольный и более благопристойный вид, подтвердила я. – Меня искали?
– Твой отец стучал, насколько я слышала. Попробовал из-за двери убедить тебя, что хочет как лучше. Не дождавшись ответа, расстроился и ушёл.
Бедный папа. Сколько хлопот и расстройств я уже ему доставила и сколько ещё планирую.
Почему этот мир устроен так, что своё счастье до обидного часто приходится покупать несчастьем других?
– Ожидаемо. – Я приблизилась к ней. – Спасибо, что помогла.
Рэйчел захлопнула книгу, и то, с каким равнодушием она это сделала, ясно дало мне понять: все эти часы мысли её были вовсе не о читаемом.
– Я потворствую распутству, и благодарить меня не за что, – буркнула она. – Пусть только попробует после этого на тебе не жениться, снова сделав из нас обеих честных женщин. Сама вызову его на дуэль.
В ответ на это рассмеялись мы обе, и, опустившись на колени перед креслом, я крепко обняла единственного человека из прошлого, который точно останется на моей стороне, когда я объявлю о выборе своего будущего.
– Рэйчел, ты лучший друг, которого только можно пожелать.
Она откликнулась тяжёлым вздохом – и обняла в ответ.
– Иди спать, романтическая героиня. – Отстранив меня, подруга воззрилась на моё лицо так строго, что мимолётно напомнила отца. – И слышать не желаю, что там между вами двумя было, но я жду его визита к мистеру Лочестеру.
– Он приедет завтра. Вечером. А днём я скажу родителям о разрыве помолвки. – Я поднялась на ноги, сжимая в кулаке ключ, чувствуя, как прохладный металл греется теплом, горевшим в моей душе, наполняя всё тело. – Ты меня поддержишь?
– Чем смогу.
Кивнув – большего, чем этот простой ответ, мне и не требовалось, – я двинулась к выходу из комнаты. Торопливо отперев дверь, снова закрыла её с той стороны. Кое-как распутав узел «верёвки», которую Рэйчел оставила на кровати, принялась застилать постель.
Завтра будет тяжёлый день. И, если всё завершится так, как я думаю, ночь тоже. Потому что мне снова придётся бежать из собственного дома, и на сей раз – навсегда. Но какую бы отповедь и какой бы скандал мне ни устроили, никто не в силах мне помешать. Никто и ничто.
И, откинув усталую голову на подушку, закрывая глаза, ощущая, как вспыхивают жаром щёки при воспоминаниях о том, что было в Хепберн-парке так недавно, я лишь твёрже, чем до своего побега, была уверена: в этом мире не найдётся причины, что способна меня остановить.
Глава двадцать первая,
Утром меня разбудил стук в дверь.
– Ребекка, хватит вести себя как ребёнок, – грозно возвестил отец, пока я жмурилась, возвращаясь из сна в действительность. – Я жду тебя к завтраку, и на сей раз не я один. Не спустишься – пришлю другого парламентёра, но я искренне надеюсь, что ты не заставишь Тома уговаривать свою невесту выйти из добровольного заточения и поесть, как маленькую.
Я медленно села в постели. Осознала, где я, вспомнила вчерашние события – и всю сонливость с меня как рукой сняло.
Том? Том здесь?..
Мне вдруг захотелось выругаться – но, конечно, я сдержалась. Пусть сам Гэбриэл часто поминает фоморов, боюсь, даже он не одобрит, если его невеста последует его примеру.
Во всяком случае, я уже искренне считала себя его невестой.
М-да. Более неудачного момента для своего возвращения Том выбрать не мог. Хотя, может, оно и к лучшему? Скажу всё и ему, и родителям прямо сейчас, за столом. К чему тянуть? Разве что сперва всё же поем: после вчерашней голодовки у меня разыгрался зверский аппетит, а когда я оглашу свою маленькую новость, мне явно станет не до еды.
Решившись на это, я умылась и, дёрнув за шнурок подле кровати, чтобы позвать Нэнси, отперла дверь. Позволив горничной привести себя в приличный вид, собрала в кулак всё мужество, которое только может быть у девушки, и принялась спускаться вниз. Но у подножия лестницы меня ожидал сюрприз в виде тонкой высокой фигуры, до боли знакомой, взволнованно прохаживавшейся туда-сюда у нижней ступеньки.
Услышав мои шаги, Том обернулся и замер; и, когда я увидела, как при виде меня засияли его глаза, у меня защемило сердце.
– Ребекка!
Он подлетел ко мне и, подхватив прямо со ступеньки, закружил, спуская вниз. Как умудрился при этом не упасть со мной на руках, осталось для меня загадкой. Впрочем, выражение моего лица – он вглядывался в него с такой жадностью, с какой, должно быть, странник в пустыне вглядывается в оазис на горизонте, – явно остудило и его восторг, и его пыл.