Лувр делает Одесса

Несколько раз гувернантка пыталась нас покинуть, плакала, говорила, что никакие деньги не заставят ее жить в таком унижении. Так я ей не препятствую. Покидай, говорю, только после того, как прогуляетесь, Жульета Лоренсовна. Подумайте хорошенько, утрите слезы кружевным платком, а потом покидайте. Она встанет нервно из-за стола, салфетку швырнет и идет в свою комнату, вещи собирать. Походит часик-другой и возвращается. Я ей нежно так, мол, наверное, в Франш-Конте съездили на извозчике дурь из головы выветривать? А она отмахивается и разговаривать не желает. Фима, ты же знаешь, я долго злиться не могу и обещаю ей за нашу ссору крем-брюле десертный. Когда она всякий раз плакать уходит, я тут же прошу кухарку лакомство ей для монплезира сделать.

– Да, – ухмыльнулся Фима, – не очень вы с ней вежливо обходитесь.

– Устал я здесь, Ефим. Очень устал, поэтому и не хочу себя в эмоциях сдерживать. А с Жульетой Лоренсовной что?.. На следующий день дарю ей какую-нибудь безделицу из ювелирной лавки, она и рада. Что ни говори, а такого хозяина, как я, в Париже днем с огнем не найти. Разные мы, Фима. Поначалу я пытался найти общий язык с коммерсантами. Приглашал их в гости, кормил деликатесами. Они ели за мой счет, радовались, дружески хлопали по плечу. На этом все и закончилось. Скажу больше, когда мне понадобилась помощь, они срочно сделали вид! Обман и коварство! Ладно бы французы козью морду скрутили! Им простительно, а вот нашим – таким же эмигрантам… Я же с ними вместе в синагогу ходил, беседы душевные вел, а они возвеличиваются надо мной, словно я им неровня. Если разобраться, их заслуга только в том, что они раньше приехали и уже встали на ноги. Ефим, я хочу обратно. Там я во всем разбирался, предвидел и говорил на понятном языке. А здесь что?

В этот день Фима уже не пошел в салон. До самого вечера он слушал рассказы Марка Абрамовича, давая ему возможность первый раз за несколько лет выговориться. Ефим ему верил. Верил и жалел. От былой амбициозности не осталось и следа. На смену ей пришли сарказм и насмешка. Даже деньги не придали ему уверенности в чужой стране. Прощались долго. Изрядно захмелевший Левинзон то и дело обнимал Фиму, несколько раз собирался уходить и снова возвращался.

– Марк Абрамович, вы хотите мне что-то сказать?

– Нет, – неуверенно ответил Левинзон, переминаясь с ноги на ногу.

Он явно нервничал. Руки в карманах постоянно двигались, словно искали закатившуюся под подкладку мелочь. Несколько секунд он молча глядел на Ефима и лишь потом решительно произнес:

– Дайте руку.

Будучи увереным, что Левинзон хочет попрощаться, Ефим тут же выполнил просьбу.

Левинзон разжал кулак, и Фима ахнул. На веточке черного коралла сидела и переливалась всеми цветами радуги его замечательная муха.

– Возьмите. Я не мог допустить, чтобы ее купил кто-то другой. Работа выполнена мастерски! В ней душа и полет юного гения. Даже если вы сделали после нее десяток подобных, больше чем уверен, ни одна из них не выглядела как эта. Я угадал?

– Так и есть. К сожалению, творческие муки не поддаются повторению, поэтому копии в большинстве своем проигрывают оригиналам. Они почти бездушны.

– Обещайте никогда ее не продавать и хоть изредка вспоминать меня добрым словом. – Марк Абрамович слегка хлопнул Фиму по плечу и постарался улыбнуться: – Вот, теперь я могу спокойно ехать домой, чего и вам желаю, господин Разумовский.

Левинзон подозвал извозчика и быстро зашагал к экипажу.

– Передавайте от меня привет Мэри и целуйте деток! – крикнул он уже на ходу.

Фима долго махал ему вслед и благодарил Бога за удивительную во всех отношениях встречу.

* * *

Невероятно, но тень Гендлера словно преследовала мастера. В один из дней известный миллионер и коллекционер старины, господин Боргер, пригласил Ефима к себе в гости.

– Згдавствуйте, господин Газумовский, – радостно произнес он, проворно шаркая худыми ногами навстречу гостю. – Гад, очень гад с вами познакомиться! Если бы ви знали, какую честь мне оказали, посетив мой скгомный дом.

«Скромнее некуда», – подумал Фима, разглядывая старинные полотна в золоченых рамах.

– Как вы находите Пагиж?

– Первый раз вижу такой красивый город, реб Боргер.

– О, увеген, ви себе даже не пгедставляете, насколько он кгасив! Здесь каждый дом – шедевг. Я еще не говогю за внутги! В Пагиже очень-очень много богатых людей, и они почти все любят и ценят кгасоту. Идемьте, что я вам сейчас покажу! Скажу сгазу, пгигласил вас не для похвалиться. Мне нужно знать автогитетное мнение. Я видел ваши габоты, на них есть куда посмотгеть долгим взглядом. Как вам удается делать такие мелочи? Откуда згение для ювелигных выкгутасов?

– Наверное, это Божий дар, реб Боргер. Я могу на одном квадратном миллиметре выгравировать десять букв без лупы и очков.

– Это невегоятно! Вы – вигтуоз!

– Спасибо. Мне приятно, что вы так высоко цените мои способности.

– Да с таким дагом, как у вас, вечного вам здоговья и увегенной гуки. Вам нужно габотать и габотать на гадость людям! Если Господь дал талант, его нужно использовать. Он же попгосит за него отчитаться.

– Я стараюсь.