Львиное сердце

– Оброков‐старший позволил мне осмотреть комнату своего сына, и у меня сложилось стойкое впечатление, что тот таки псих, самый настоящий. У него все стены сплошь завешаны картинами. Немного пейзажей… Оброков‐старший говорит, что пейзажи Владлен рисует в спокойные периоды… А когда у него обостряется болезнь, он рисует – не знаю, как это назвать… У него много таких рисунков, и на всех одно и то же, вернее, одна и та же… Сейчас покажу, я сфотографировал на телефон…

Боб показал Инге экран.

– Вот, полистай отсюда, но в принципе они все на один манер…

Инга посмотрела на экран, и холодные мурашки пробежали у нее по коже. Там была фотография странного рисунка. Тонкие линии, выполненные скорее всего тушью, затейливой вязью заполняли весь лист. На первый взгляд эта вязь казалась просто фоном, но, приглядевшись, можно было увидеть, что элементами узора служат изображения насекомых. Их было множество, самых разных – крылатых и бескрылых, совсем крохотных и побольше… Поражали тщательность и скрупулезность, с которыми были выписаны крылышки, лапки, усики и брюшки. Все это искусно переплеталось, переходило одно в другое и, казалось, кишело, готовое выползти за края рисунка. У Инги даже кожа зачесалась – показалось, что все эти твари ползают по ней…

Но главным было не это. В центре рисунка выступало из общего фона гигантское, по сравнению с остальными, изображение насекомого с головой женщины. Поднятая передняя часть туловища, две лапы, воздетые то ли в молитвенном экстазе, то ли в угрозе… Богомол. Женское лицо, явно азиатское, с раскосыми глазами и маленьким ртом с прихотливо изогнутыми губами… Брови и зрачки глаз сведены к переносице, отчего выражение лица было угрожающим. Общее впечатление чего-то омерзительно опасного. Да, на картине Владика был нарисован страх. «Ужас загнанной в безумие души», – вспомнила Инга где-то и когда-то прочитанную фразу… Она почувствовала, она поняла это, ведь с недавних пор такой же ужас преследовал и ее.

С гримасой отвращения Инга вернула телефон Бобу. Тот с интересом наблюдал за выражением ее лица.

– Заметила, да?

– Трудно не заметить. – Она зябко передернула плечами. – Конечно, Владик ненормальный…

– Я не про то, – поморщился Боб. – Ты заметила, что эта тараканиха похожа на тебя?

– Ну… весьма отдаленно, – вынуждена была признать Инга.

Это чудище действительно чем-то, скорее всего раскосыми глазами, напоминало ее, и это было неприятно.

– Отец Владика считает, что его сын рисует реальную женщину, которую встретил в своем путешествии, – сказал Боб. – Эта баба сыграла какую-то роковую роль в том, что с ним случилось, и он вспоминает ее с ужасом и отвращением…

Боб еще раз полюбовался на экран своего телефона.

– Теперь понятно, почему этот Владик так пялился на тебя, – с удовлетворением заключил он. – Эта баба – часть его кошмара, а ты напомнила ему о ней.

– И за это он решил меня убить, – вздохнула Инга.

– А вот тут ты спешишь! – Боб откинулся на спинку дивана и закинул ногу на ногу. – Потому что остаются те же вопросы: откуда у психа оружие, балаклава? Ты можешь совместить вот это – он кивнул на телефон, – и того типа, который гнался за вами в лесу?

– Н‐не знаю, – с запинкой сказала Инга. – А вдруг он все-таки не псих?

– Ладно! – Боб решительно встал. – Завтра я свяжусь с Оброковым-старшим, может, Владик уже нашелся. Тогда съезжу туда, пообщаюсь лично… А ты пока подумай, кому еще могла насолить? Если все же отбросить Владика, кому могло понадобиться свести тебя в могилу?

– Никому! Я никому ничего плохого не делала!

Боб ухмыльнулся скептически:

– Что, прожив на свете четверть века, ты ни разу на ногу не наступила? Никому дорожку не перешла, ни одного врага не нажила? Не смеши!

– По крайней мере, ничего такого, за что убивают, я не делала!

– Милая моя-а, – протянул Боб, с усмешкой глядя на Ингу. – Много ты понимаешь, за что убивают! За то, например, что умнее, или мордочкой красивше…

– Ну, это не про меня!

– Много ты понимаешь! И знаешь что? Пока я все не выясню, держись подальше от своего Баженова, я пока еще не снял с него подозрения!

– Ты опять?! – возмутилась Инга.

– Потому что он мутный! И из этого странного дела везде торчат его уши! Земляникина уезжает из кафе вместе с ним – и исчезает! Ты идешь с ним в лес… кстати, кто из вас предложил пойти в лес, он?

– Он… – с заминкой призналась Инга.

– Во‐от!.. Ты идешь с ним в лес, и в тебя стреляют!

– В нас стреляют, – поправила она. – В на-ас!

– А это еще непонятно, в вас или персонально в тебя!

– Уж не хочешь ли ты сказать, что он специально повел меня под пули? – возмутилась Инга. – Зачем же в таком случае ему понадобилось меня спасать?

– Или делать вид, что спасает!..

– Боб, тебе мозги переклинило!

– Неизвестно еще, кому из нас переклинило! И почему он не признается, что принес тебе эти букеты-конфеты?

– Ну, не знаю, стесняется… Или это не он. Ты же еще не разобрался!

– Вот пока не разобрался, и держись от него подальше! Береженого бог бережет! Или ты так влюбилась в этого красавчика, что и дня без него прожить не можешь? Вот все-таки дура ты, Инга!