Львиное Сердце

Маршал не ожидал легкой жизни по возвращении, но надеялся, что трагическая гибель Джефри, еще одного сына Генриха, сблизит отца и его оставшихся отпрысков. Похоже, этого не случилось. Уильям передернул плечами, как обычно делал перед боем. «Ну да ладно, – подумал он. – Отступать я не намерен». Мысль вызвала у него горькую усмешку: отступать было некуда. Поблагодарив солдата, Маршал поехал в сгущающихся сумерках к шатрам и палаткам, разбитым вокруг охотничьего дома.

Маршала узнали и осыпали градом радушных приветствий. Не останавливаясь, он отвечал кратко или вскидывал руку. У королевского домика, оставив Жослена и второго оруженосца с конями, он назвал свое имя стражникам. Его сразу проводили в дом. Освещение внутри было скудным. Стены украшали черепа животных: кабанов, оленей, волков. Стояли рогатины в козлах, рядом с ними висели щиты. Пол был устлан тростником, но резковатый запах говорил о том, что не мешало бы добавить свежих растений.

Король сидел за столом в обществе десятка баронов и рыцарей из своей свиты. Менестрель, подыгрывая себе на лютне, пел про охоту и сражения. Маршала заметили не сразу, и у него было время разглядеть присутствующих и понять, насколько близко или далеко от Генриха они сидят. Вид некоторых лиц доставил ему удовольствие. Вот его близкие друзья де Бетюн и де Мариско. Питер Фиц-Гай – человек надежный и разумный. Джерард Тэлбот, храбрый, как алан. Досадно было видеть Тома де Кулонса в трех шагах от короля, но хотя бы д’Икбефа поблизости не наблюдалось. Джон, младший сын Генриха, сидел рядом с отцом, пухлощекий и хитроватый, как всегда.

– Государь! – громко произнес начальник стражи. – Прибыл Уильям Маршал.

С равным успехом он мог доложить, что солнце упало с неба. Наступила тишина. Де Бетюн заулыбался и толкнул локтем де Мариско. Генрих повернулся. На лице его было написано удивление, но мгновение спустя оно сменилось радостью.

– Маршал!

– Государь.

Опустившись на колено, он склонил голову. Прошедшие годы не пощадили короля, подумал он. Красные глаза Генриха, морщины и обрюзгшие щеки говорили о тяжких заботах, недостатке сна и обилии возлияний, а вероятнее всего, и о том, и о другом, и о третьем.

– Встань, Маршал. Встань.

– Благодарю, государь.

Его взгляд пробежал по гостям за длинным столом. Де Бетюн и де Мариско сияли. Многие смотрели дружелюбно. Кое-кто держался настороженно, чему не стоило удивляться, учитывая радость, прозвучавшую в голосе короля. Взгляд де Кулонса был колючим, давая понять, что старая вражда не утихла за время отсутствия Уильяма.

– Сарацинам не удалось тебя убить? – осведомился король.

– Они очень старались, государь, – заявил Маршал с кривой усмешкой.

– Рад, что они не преуспели. Подойди, сядь рядом.

Король указал, куда именно.

– Спасибо, государь.

Маршал обрадовался. Джон восседал справа от Генриха, на почетном месте, но посадить гостя по левую руку считалось большой честью, особенно если тот вернулся после длительного путешествия.

– Добрался ты до Гроба Господня? – спросил король. Глаза его потемнели от чувств, и он добавил: – Возложил ли ты на него плащ Хэла?

– Да, государь. – Маршал обстоятельно поведал обо всем: о том, с каким почетом и благоговением приняли от него плащ, о свечах, поставленных им самим и оплаченных на будущее. – Много лет его будут поминать, государь, в самом святом из всех городов христианского мира.

Обрюзгшее лицо Генриха задергалось.

– Это хорошо.

– Меня опечалила весть о смерти Джефри, государь, – не моргнув глазом, солгал Маршал. Ему никогда не нравился вечно строивший козни третий сын короля.

– Спасибо, Маршал.

Генрих сделал изрядный глоток из кубка.

Они погрузились в молчание: уважительное – у Маршала, печальное – у короля.

Было неясно, слышал ли их беседу Джон. Так или иначе, он выбрал самое неудачное время, чтобы заговорить. Склонившись через отца, он спросил с ухмылкой:

– У тебя, Маршал, не было соблазна дать обет тамплиера и остаться в Утремере, чтобы воевать с сарацинами?

Уильям сдержал готовую сорваться с языка отповедь: он-то хотя бы был в Святой земле и кое-что сделал для ее обороны, а вот Джон не выказывал ни малейшего желания принять крест, в отличие от Генриха и Ричарда.

– Это приходило мне в голову, сир, но я дал клятву вернуться на службу к твоему отцу. Если он отправится в Крестовый поход, я с радостью последую за ним.

Джон, похоже, готовился отпустить едкую реплику, но Генрих обрадованно закивал:

– Ты будешь первым среди моих рыцарей, Маршал. Тебе известно, что во время твоего отсутствия патриарх Иерусалимский приезжал просить у меня помощи?

– Да, государь. О его прибытии сюда много говорили в Утремере, где сарацины вновь угрожают Святой земле так, как никогда за последние двадцать пять лет.

Патриарх Ираклий возложил к стопам Генриха все надежды христианского мира, включая ключи от Иерусалима, а также от Башни Давида и Гроба Господня. Жест получился не только широким, но и с намеком.