Львиное Сердце

После встречи с дородным аббатом, благословившим как Ричарда, так и французского короля, келарь проводил нас в западное крыло, где находились комнаты для гостей. Герцогу показали его палаты. Нельзя было не заметить двух рыцарей, охраняющих вход в следующую по коридору комнату. Тревожило то, что именно сюда удалился Генрих после своего приезда. Монахи понятия не имеют, что стоит на кону, подумалось мне. Поместив у дверей Овейна и еще одного рыцаря, я вместе с герцогом вошел внутрь. За стеной послышался лающий кашель, и Ричард нахмурился.

– Он в самом деле болен.

Я кивнул.

– Старый дурак. Надеюсь, мозги не оставили его вместе со здоровьем.

За годы раздора Ричард, похоже, дошел до полного бессердечия по отношению к отцу. Я перемолвился парой слов с Филипом, готовившим для нашего господина новую одежду, затем вышел в коридор, где стояли Овейн и его товарищ.

Вид у обоих был сердитый.

– Обмениваются мнениями, – шепнул Овейн, указав взглядом на рыцарей Генриха.

– Какого рода?

– Говорят, что герцог – предатель. – Овейн замялся. – И что они с Филиппом не просто спят в одной постели.

Юная половина моей натуры тут же извлекла бы меч и потребовала извинений, но совещание было важнее пустых оскорблений. Я обуздал гнев, но прежде, чем идти осматривать дом каноников, требовалось убедиться, что здесь не прольется кровь. Я решительно направился к королевским стражам, держа руки подальше от эфеса меча.

И все равно оба схватились за оружие.

– Ближе не подходи, – предупредил один.

– Ваш господин король осведомлен, в каких выражениях вы говорите о его старшем сыне? – спросил я. Лица их тут же сделались смущенными, и я продолжил: – Я позабочусь, чтобы он услышал их от герцога лично. Если только… – я дал угрозе повиснуть в воздухе, переводя взгляд с одного на другого, – вы не будете держать свои длинные языки за зубами.

Пристыженные, они пробормотали, что так и поступят.

Я вернулся к Овейну с широкой усмешкой.

– Отличная работа, – сказал он.

Ведомые аббатом, Филипп и Ричард вошли в дом каноников под звон колоколов, отбивавших девятый час. Каждого сопровождала дюжина рыцарей в полном облачении. Я состоял в отряде Ричарда наряду с Овейном, де Шовиньи и восемью прочими. Фиц-Алдельм, чтоб его черт побрал, был двенадцатым. Когда аббат с тревогой на лице осведомился о числе рыцарей, никто не ответил. Поняв, что между сторонами существует скрытое недоверие, прелат благоразумно не стал упорствовать.

Генрих и его свита пока не появились, но я тем не менее снова обшарил взглядом дом каноников. Свет лился в просторную прямоугольную палату через высоко расположенные окна, слева и справа по стене. Колонна посреди помещения подпирала сводчатый потолок. Стены были богато расписаны фресками на библейские сюжеты. Вдоль них были расставлены длинные скамьи, где рассаживались монахи во время ежедневных собраний и по важным случаям. В дальнем конце комнаты имелся ступенчатый помост, на котором стояли три кресла: для аббата, приора и декана.

Аббат указал на кресла. Два стояли друг рядом с другом, на нижней ступени помоста, а третье, украшенное богаче, – на верхней.

– Милости прошу сюда, мессиры. – Он прочистил горло. – Вы решите между собой, кто где сядет.

Ричард кивком поблагодарил его.

– Моему господину отцу негоже сидеть в твоем кресле, отец настоятель. И я не займу его, пока оно выше остальных.

Говоря это, он вежливо кивнул в сторону Филиппа.

– Я тоже не хочу быть выше тебя, – ответил Филипп.

– Тогда давай поставим его рядом с другими, – предложил Ричард, лукаво глянув на Капета.

Смущенный аббат пролепетал, что не возражает. Овейн и еще один рыцарь тут же переставили тяжелое кресло на нижнюю ступень. После этого они вместе со своими товарищами встали слева от помоста, отдельно от французских рыцарей, но близко друг к другу. Свите Генриха предстояло оказаться в меньшинстве: один против двоих.

Со стороны дверей раздался громкий возглас: это входил король английский Генрих Фиц-Эмпресс и вместе с ним – Джон, владетель Ирландии.

Итак, началось, подумал я, когда лицо Ричарда превратилось в маску. Филипп, напротив, излучал радушие.

Подошел понурившийся король, за ним следовали, как было оговорено, двенадцать рыцарей. Джон шел рядом, медлительный и манерный. Был здесь и незаконнорожденный сын короля Жоффруа. Генрих не столько шагал, сколько ковылял и шаркал, подняв голову лишь у самого помоста. С того времени, как я видел его в последний раз, он разительно изменился, превратившись в старика. Суставы его скрипели, щеки покрывала сетка лопнувших сосудов, под слезящимися глазами появились глубокие мешки. Но взгляд Генриха оставался острым. Он впился сначала в герцога, потом в Филиппа. Король, казалось, собирался что-то сказать, но вместо этого согнулся в приступе кашля.

Джон со страдальческим видом подал королю руку, чтобы тот оперся на нее. Жоффруа, выглядевший более заботливым, тоже помог.