Львиное Сердце

Герцог не поприветствовал отца, только смотрел. Холодно. Отстраненно. Неумолимо. Филиппа ошеломил вид Генриха. Приказав подать ему плащ, он предложил свою помощь английскому королю, чтобы тот мог спуститься с лошади и усесться на земле.

Генрих, с горячечными пятнами на щеках, отказался.

– Я сюда приехал не сидеть и вести разговоры, а выслушать, что от меня требуют.

Филипп склонил голову.

– Очень хорошо, сир.

Маршал и де Бетюн, спешившиеся, стояли по обе стороны от короля и поддерживали его в седле. Никогда Маршалу не доводилось видеть, чтобы человека такого положения настолько унижали. Но король проиграл, и теперь ему предстояло выслушать требования Филиппа и своего сына.

Один из баронов французского короля зачитал условия, медленно и разборчиво. Когда он закончил, Генрих согласно кивнул.

– Вы соглашаетесь на все, сир?

Ричард заговорил в первый раз.

Генрих, не в силах вымолвить ни слова, снова кивнул. Ричард и Филипп обменялись взглядами.

В небе собирались темные тучи. Завороженные драмой, люди не замечали их. Неожиданный раскат грома заставил зрителей вздрогнуть. Будучи суеверным, Маршал перекрестился. И не он один.

Испугавшись грозы, лошадь Генриха дернулась. Ослабевший, полубесчувственный король завалился набок. Маршалу потребовалась вся его сила, чтобы не дать монарху выпасть из седла. Де Бетюн для большей надежности ухватил Генриха за тунику, и вдвоем они усадили его ровно. Решив, что королю и так хватает унижений, Маршал распорядился подать носилки. Для Ричарда и Филиппа нет разницы, как отбудет Генрих, в носилках или верхом.

– Носилки скоро будут, государь, – прошептал Уильям. – Продержитесь немного.

Король застонал.

Маршал с горечью думал о том, что столь высокородный человек пал так низко. Наконец-то все позади, подумал он. Генрих испил чашу до дна.

– Остается одно, – произнес Ричард.

Генрих, похоже, впал в забытье, и вместо него отозвался Маршал:

– Что, сир?

– Мой господин отец должен дать мне поцелуй мира.

«Неужели это никогда не закончится?» – подумал Маршал. Он бережно подергал короля за руку.

– Государь!

Генрих очнулся, Уильям объяснил, в чем заключается требование герцога.

– Ну хорошо, – прохрипел Генрих, и на лице его отразился проблеск душевного волнения. Он нашел силы, где-то глубоко внутри себя, и распрямил спину.

Ричард сел на коня и подъехал к ним, не смотря на отца; Генрих не смотрел на него. Герцог наклонился достаточно близко для поцелуя.

Генрих наклонился вбок и сложил губы, но щеки сына не коснулся.

– Дай мне Бог сил не умереть, пока я не отомщу тебе, – прошипел он.

Ричард в изумлении отпрянул.

Генрих ухмыльнулся, показав волчий оскал.

Ричард снова надел на лицо маску и отъехал прочь, не сказав больше ни слова.

Генрих охнул. Глаза его закатились, он обмяк в седле, потеряв сознание. Если бы не Маршал и де Бетюн, он упал бы на землю.

Еще более жестокий удар обрушился на Генриха на следующий день. В Баллане он потребовал список знатных особ, перебежавших от него к Ричарду и Филиппу. Прибыло письмо с именами изменников. Маршал попробовал утаить его от короля, но тот велел прочесть его вслух. В самом верху списка значилось имя его сына Джона.

От этой новости от щек Генриха отхлынула последняя кровь.

– Нет, – простонал он. – Только не Джон.

– Его имя стоит здесь, государь, – произнес Маршал.

– Нет. Нет.

Сокрушенный Маршал не знал, что сказать. Было известно, что Джон отъехал рано поутру, прихватив с собой имущество и немногих соратников, признававших его господином.

– Маршал! – прохрипел король.

– Государь?

– Обыщи все комнаты. Джон где-то в замке, я знаю.

Что хуже, подумал Маршал: быстрый, решительный удар или тот, который постоянно оттягивают? Выбора не было.

– Государь, его нет. Я лично видел, как он уехал.

Обрамленные красными кругами глаза Генриха наполнились слезами.

– Ты не остановил его?

Маршалу пришлось солгать, иначе не получалось:

– Я не смог, государь. Он велел мне не вмешиваться.

– Он поехал к Ричарду?

– Полагаю, так, сир.

– Ах, Джон…

С потрескавшихся губ Генриха сорвался вздох, долгий, похожий на свист.

Преданный любимым сыном, король утратил волю к жизни. Отказываясь от пищи и воды, он то проваливался в забытье, то приходил в себя. Во время кратких периодов бодрствования он проклинал час, когда родился на свет, и своих сыновей. Один раз он попросил отнести его в церковь, где исповедался в грехах и получил отпущение. В таком состоянии король пробыл еще три дня. Никто не знал, когда наступит конец. Маршал посылал Ричарду письма, сообщавшие о том, что его отец на пороге смерти, но ответа не было.

Измученный постоянным бдением рядом с Генрихом, удивленный тем, как долго немощное тело короля ведет заранее проигранную битву со смертью, поздно вечером пятого июля Маршал оставил его на попечение слуг. Де Краон и прочие были уже в постели. Уильям спал крепко и проснулся посвежевшим, в хорошем настроении. Но окружающая действительность вскоре обрушилась на него.

Одевшись, он поспешил в королевскую опочивальню.