Он хорошо знал своего хозяина. Я недоуменно смотрел, как Ричард сражается с досками. Даже издалека было видно, как летят щепки. Вдохновленные его примером, рыцари стали делать то же самое. Дай им время, подумал я, и они проложат себе дорогу. Но призыв к оружию не пропал втуне. Из-за стены слышались возгласы и крики. Если герцог не отступит сейчас, вражеские арбалетчики перебьют весь отряд на мосту. Доспехи дают надежную защиту, но на близком расстоянии смертоносные стрелы с ромбовидными остриями зачастую пробивают их, причиняя тяжелые раны.
Краем глаза я увидел, что справа началось какое-то движение. Я присмотрелся, внутри у меня похолодело. Из калитки для вылазок, незаметной на первый взгляд, украдкой выходили люди. Многие несли арбалеты. Направлялись они к причаленным к берегу лодкам. Герцог и рыцари их, похоже, не замечали и отказываться от безумной атаки на ворота не собирались. У французов было достаточно времени, чтобы переправиться через реку и устроить засаду отходящим.
– Видишь это?
Я показал рукой.
Джон издал длинное и смачное ругательство – такое от него я слышал впервые.
– Как много арбалетчиков ты насчитал? – спросил он. – По моим прикидкам…
– Восемь, – сказал я. – И шесть пехотинцев.
– Точно. – Джон снова выругался, потом, встретившись со мной взглядом, сказал: – Как понимаю, эти французские засранцы и есть та причина, по которой мы с тобой сюда притащились, а?
Сердце мое колотилось о ребра, как дикий зверь, но я широко улыбнулся.
– Ага.
До места, где собирались причалить арбалетчики, было шагов сорок. Выскочим слишком поспешно, и нас самих перестреляют – в каждой лодке уже сидел один человек со взведенным и заряженным арбалетом. Промедлив, мы окажемся под дождем из смертоносных стрел. С пересохшими ртами мы ждали, когда последние французы взойдут на борт и возьмутся за весла.
– Как герцог? – осведомился я.
– Все еще не собирается отступать, – сказал Джон. – И на стене тоже появились арбалетчики.
Еще один повод для беспокойства. Да, Ричарду грозила опасность с укреплений, но мы сами рисковали погибнуть до того, как придет подмога. Так или иначе, ничего не предпринимать значило подвергать герцога еще большей опасности. Я как мог старался перебороть страх и твердил, что Господь обережет меня. Лодки уже достигли середины реки. Пришло время действовать.
– За герцога! – воскликнул Джон.
– За герцога! – подхватил я.
Мы пошли в атаку.
Это был сумасшедший забег на крыльях дикого страха. Нас было двое против четырнадцати французов, у половины которых – нет, даже больше – имелись арбалеты. Единственное наше преимущество состояло во внезапности и быстроте.
Первые десять или пятнадцать шагов мы сделали незамеченными, но потом один из арбалетчиков увидел нас. На лице солдата отразилось смятение. В его глазах мы могли быть только авангардом многочисленного отряда. Нам удалось еще сократить расстояние. Он вскинул арбалет и выстрелил. Стрела прошелестела над моим плечом. Вторая, выпущенная другим стрелком, пролетела мимо Джона. Выставив щит и молясь, чтобы мои не прикрытые кольчугой ноги остались незамеченными, я несся дальше. Хорошо различимый щелчок собачки французских арбалетов послышался еще дважды. В меня не попали. Джон тоже не вскрикнул, и я возрадовался.
Арбалетчики не успеют перезарядить оружие до того, как мы достанем их.
Мы выскочили на берег как раз в тот миг, когда лодки уткнулись носом в отмель. Джон устремился налево, к первой лодке, я – прямо, к второй. Уже выскочивший на берег пехотинец кинулся ко мне, но я разбежался так сильно, что от удара щитом он повалился назад и врезался в следующего француза. Оба упали, столкнувшись с третьим. Мое внимание обратилось на следующую лодку, так как дородный пехотинец почти добрался до меня. Мы обменялись ударами – сверху, снизу, снова сверху – и столкнулись щитами. Противник попался опытный, и мне стало тревожно. Если не срублю его быстро, не миновать мне арбалетной стрелы в спину.
Бог не оставил меня. Мгновение спустя пехотинец поскользнулся на полосе ила. Я вогнал падающему клинок в рот, и он умер. Я убил стоявшего за ним арбалетчика, который лихорадочно перезаряжал оружие, и отрубил левую руку второму. Фонтан крови и вопли товарища испугали трех остальных, они подались назад и раскачали лодку. Один свалился в реку, еще один уронил арбалет.
– Руфус! – раздался позади меня крик Джона.
Я начал разворачиваться, и вовремя. Вместо того чтобы ударить в бок, стрела попала в край моего щита. Тот врезался мне под ребра, и я пошатнулся – казалось, меня лягнула копытом лошадь. Но я удержался на ногах и был цел и невредим. Я посмеялся над попыткой француза огреть меня бесполезным уже арбалетом и пырнул его в живот. Захныкав, как младенец, которого оторвали от сиськи, он упал.