Львиное Сердце. Дорога на Утремер

Стоило им выехать на дорогу, как под воздействием открытого пространства гнев Ричарда начал рассеиваться, и, когда путники остановились напоить лошадей, король уже делился с Морганом планами прибытия в Мессину.

— Филипп приплыл на прошлой неделе на единственном корабле — можешь поверить? — с помпой торговца, вернувшегося домой после рыночного дня. — Ричард изобразил притворную скорбь из-за выказанного французским собратом неуважения к этикету. — Во власти важно не только уметь применять её, Морган. Её нужно ещё демонстрировать, что я и намерен показать Филиппу и жителям Мессины завтра.

Морган не вполне соглашался с Ричардом, потому как Генрих прекрасно обходился без всех внешних атрибутов, не нуждаясь в доказательствах своего превосходства над прочими людьми. Но спорить с королём не собирался. Вместо этого он выразил сожаление по поводу претерпеваемых леди Джоанной испытаний, в ответ на что Ричард кивнул.

— Да смилуется Бог над Танкредом, если с головы сестры упал хоть один волосок, — зловеще произнёс он.

Чтобы напоить лошадей, они спешились перед небольшой речушкой, и вскоре начали привлекать к себе внимание обитателей близлежащих домов, разделявших свойственное селянам всего мира любопытство к затесавшимся в их среду чужакам. Спустя некоторое время к ним приблизилась почтенного вида особа, заговорившая на языке, непонятном обоим, хотя Ричард предположил, что это какой-то странный диалект греческого. Жестами женщина ясно дала понять, что у неё есть еда и питьё на продажу, и когда Морган извлёк из дорожной сумы пару сицилийских монет — королям не по рангу таскать с собой деньги, — крестьянка взяла их и вернулась с ломтями свежеиспечённого, пахнущего оливковым маслом каравая и двумя глиняными чашками с крепким красным вином. Селянку сопровождала дочь, и Морган не удержался от лёгкого флирта: он обменивался с девушкой любезными улыбками до тех пор, пока мать не заметила и не отослала её в дом.

— Я бы на твоём месте поостерёгся, — сказал Ричард, потешаясь над спектаклем. — Мне рассказывали, что на Сицилии очень оберегают женское целомудрие, и неосторожный взгляд или попытка перемигнуться может дорого обойтись ухажёру. Поэтому, если у тебя нет особого желания стать скопцом, лучше нам продолжить путь. — Уже вложив ногу в стремя, король вдруг замер и повернул голову: — Ты это слышал?

— Похоже на сокола, — отозвался Морган.

Когда звук повторился, молодой человек удивился поступку Ричарда. Бросив поводья Моргану, тот устремился к ближайшему из домов. Дочь крестьянки снова вышла на улицу и стала снимать с натянутой между двумя деревьями верёвки сохнущее бельё, одновременно поглядывая на Моргана. Рыцаря подмывало подойти и помочь, но, помня о предупреждении Ричарда, он остался при лошадях, послав девушке извиняющуюся улыбку и пожав плечами.

Сцена была идиллическая: люди сновали по каждодневным делам, собаки дремали на солнышке, дети, прервав игру с деревянным оружием, таращились на настоящий меч Моргана. Рыцарь собирался уже бросить ребятишкам несколько мелких монет, когда деревенскую тишину нарушили вдруг сердитые голоса и пронзительный крик птицы. К дому спешили какие-то люди, и Морган напрягся, поняв, что голос одного из спорящих принадлежит Ричарду. Слов он разобрать не мог, но враждебность интонации угадывалась безошибочно. Валлиец мигом взлетел в седло, и в этот миг дверь распахнулась и появился король. Выставив перед собой нож, он сдерживал разъярённых крестьян.

— Морган! — крикнул Ричард, не отрывая глаз от бурлящей толпы, потому как в ссору втягивались новые селяне и у некоторых имелись при себе вилы или молотки.

Морган направил жеребца в самую гущу, заставив людей кинуться врассыпную и дав тем самым Ричарду время вскочить в седло. Пришпорив коней, рыцари вскоре оставили далеко за спиной проклятия, лай собак и пару неумело брошенных вслед камней.

Натянув, наконец, поводья на вершине холма, Морган повернулся в седле и посмотрел на спутника.

— Бога ради, что стряслось? — спросил он.

— Сокол, — бросил король, словно этого слова самого по себе должно было быть достаточно, отряхивая тем временем с туники нечто порошкообразное. Моргану оно показалось похожим на муку, и это только раздразнило его любопытство.

— И при чём тут сокол?

— Это был превосходный тетеревятник, явно украденный. — Ричард замолчал, обнаружив порез на запястье. — Но стоило мне его взять, крестьяне решительно воспротивились и попытались помешать уйти вместе с ним.

Заметив на лице кузена недоумённое выражение, король добавил нетерпеливо:

— Селянам не разрешается держать соколов, тебе ведь это известно.

Морган открыл было рот, чтобы указать на очевидный изъян. Утверждение короля являлось верным для Англии или Франции, но здесь-то Сицилия! Но вовремя одёрнул себя.

— Учитывая обстоятельства, не проще ли было оставить им эту проклятую птицу? — неуверенно спросил он.