Львица по имени Лола

— Ну а остальное ты знаешь, — Левка протянул руку и взял кофейник с остатками кофе. Халат по плечу протестующе затрещал, но Лев проигнорировал. Отпил кофе из носика, как однажды хотел. — Я только вот еще что добавлю. Не знаю, что тебе наплел Разин. Не знаю — и даже знать не хочу. Я лгал тебе — это правда. Лгал о себе самом. Не говорил всей правды. И прошу за это у тебя прощения. Но все в моей жизни, что касается тебя — касается только тебя и меня. И мотив моих отношений с тобой очень простой, — Левка в один глоток допил кофе, оттер губы рукавом, оставляя на желтой махровой ткани коричневые следы. — Я люблю тебя, Дина. Мне кажется, я полюбил тебя прямо тогда, в «Синей каракатице», в первую же встречу. И все, что я делал, я делал ради тебя. Потому что хотел помочь. Потому что боялся потерять.

Дина молчала. Потом встала, занялась в полной тишине кофеваркой. Лев тоже молчал. После почти часа непрерывной исповеди, после признания в любви — на него накатило какое-то опустошение. Левка боролся с ним, но пока безуспешно. Ничего, может быть, сейчас Дина приготовит свежий кофе и …

— Знаешь… — она села свое место, напротив него. — А ведь это потрясающая история.

— Что? — кажется, опустошение отступит безо всякого кофе.

— Из этой истории выйдет отличный сценарий, — невозмутимо ответила девушка.

— Дина…

— Нет, я серьезно! — она вдруг встал, прошла к окну, обратно. — Я прямо вижу эту историю на экране. Решено! Я буду писать твою историю. Дашь мне согласие на использование твоей биографии и реальных фактов?

— Дина… — на смену опустошению пришло ледяное, сосущее под ложечкой предчувствие чего-то очень нехорошего. — Ты меня слушала?

— Я тебя очень внимательно слушала! — Дина снова села. И тут же встала — пиликнула кофеварка, Дина принялся наливать новую порцию кофе. — Мне бы по-хорошему надо было включить диктофон, а я не додумалась! Ну ничего, я по горячим следам сделаю себе наметки, а потом, если что, я у тебя моменты кое-какие уточню, хорошо? Но это будет бомбический сценарий, я тебе обещаю! И ты должен играть главную роль. Самого себя. Это твоя роль, с твоими-то… актерскими способностями.

— Дина… Диночка… — у Левки возникает чувство, что он пытается поймать очень скользкими руками пляжный мяч. Бесперспективное занятие, в общем-то. — Послушай, Дина. Я. Тебя. Люблю.

— И эти слова — отличный финал фильма! — Дина поставила на стол кофейник. — Тебе в чашку налить или ты из носика, как обычно?

Лев смотрел на нее. У него стойкое ощущение, что он не знает эту девушку. Что ее подменили. Это какая-то другая Дина. Взрослая. Циничная. Чужая.

— Да к чёрту сценарий! К чёрту фильм! — вскипает крутая донская кровь, и Лев отпихивает от себя кофейник, расплёскивая коричневое по столу. — Мне плевать на сценарий. Я тебя люблю, слышишь ты меня, люблю!

Красивая и чужая Дина Ингер посмотрела на него насмешливым и оценивающим взглядом.

— Какая же ты смешная…. Лола.

Когда ему показалось, что он все же спасся, что смог избежать последствий своей лжи, рассказав без утайки всю правду — девятый вал накрыл его. И хоть наизнанку ты душу выверни — ничего, кроме насмешливого взгляда дочери крутого продюсера ты не увидишь.

Гордость у человек одна и на всю жизнь. Трудно сохранять гордость, когда на тебе из одежды только женский банный халат, узкий тебе в плечах. Когда надо тобой, после твоей самой искренней за всю жизнь исповеди — посмеялись. Трудно. Но не невозможно. Невозможного нет.

Он ушел, тихо прикрыв дверь. Спокойно сел в машину и, не нарушив ни одного правила дорожного движения, доехал до дома. Невозмутимо поздоровался с соседкой, которая не знала, на что смотреть — то ли на норовящие при каждом шаге распахнуться полы халата, то ли на торчащую из уютного желтого ворота густую растительность. А Левка спокойно открыл дверь, запер ее за собой. Стянул кеды, халат, прошел в спальню и навзничь упал на кровать. Смотрел в потолок. Потом закрыл глаза. Картина все равно не менялась. Он видел лицо Дины и ее губы, которые, кривясь, произносят: «Какая ты смешная, Лола».

— Ну давай, малыш, убивайся, страдай.

— Не могу. Ничего нет внутри.

— Можно, я тогда поплачу? За нас двоих.

— Валяй.

***

На следующий день Левку разбудил звонок телефона. Десять утра. Несусветная рань. Какого черта он вчера не выключил телефон?! Он со стоном потянулся за телефоном, взял в руки — и вся сонливость слетела разом.

Льву Аркадьевичу Кузьменка звонила Василиса Карпова Георгадис.

— Алло? — осторожно произнес Лев в трубку.

— И тебе здравствуй, внучок младшой любимый, — бодрым голосом отозвалась трубка.

Левка уже сидел и лихорадочно соображал о том, что могло послужить поводом для внезапного звонка из Ейска. Причины все выходили одна другой подозрительнее.

— Здравствуй, ба. Как здоровье?

— Слава богу, не жалуюсь, — от Василисы и в самом деле никто никогда не слышал жалоб на здоровье. Вот на зятя, дочь, внуков — это запросто. А на здоровье — ни-ни. — Вон абрикосы осыпаются, урожай такой, что ветки гнутся.

— А…Эмн… И…? — Левка никак не мог уловить логическую цепочку разговора.