Львы Аль-Рассана

– Мне доложили, что ты в День Крепостного Рва проводил время с одной женщиной-лекарем. Из киндатов. На то была причина?

Кажется, ответы на самые трудные вопросы жизни приходят самым неожиданным путем. Странным образом этот холодный, прищуренный взгляд принес ибн Хайрану облегчение. И напомнил о том, почему он, несмотря на множество доводов «за», никогда не мог по-настоящему полюбить того мальчика, который стал теперь мужчиной.

– Ты следил за моими перемещениями?

Правитель Картады остался невозмутимым.

– Это ты научил меня, что любая информация полезна. Я хотел вернуть тебя. И искал способ добиться этого.

– И шпионить за мной показалось тебе хорошим способом заручиться моей добровольной помощью?

– Помощь, – ответил правитель Картады, – может быть оказана по многим причинам и во многих видах. Я мог бы скрыть это от тебя, Аммар. Но не стал. Я здесь, в Рагозе, доверился тебе. Теперь твоя очередь: так была причина?

Ибн Хайран фыркнул.

– Хотел ли я переспать с ней, хочешь ты спросить? Брось, Малик. Я пошел к ней, потому что она лечила одного человека, приглашенного на ту церемонию. Человека, который сказал, что слишком болен и не может прийти. Я понятия не имел, кто она, и узнал об этом только потом. Она случайно оказалась дочерью Исхака бен Йонаннона. Тебе это уже известно. Это имя тебе о чем-нибудь говорит?

Альмалик кивнул.

– Лекарь моего отца. Я его помню. Его ослепили, когда родился последний ребенок Забиры.

– И отрезали ему язык.

Правитель еще раз пожал плечами.

– Нам надо было ублажить ваджи, не так ли? По крайней мере заставить их не проповедовать против нас на улицах. Они хотели, чтобы лекарь-киндат умер. Помнится, тогда отец меня удивил. – Альмалик вдруг развел руками. – Аммар, я пришел к тебе без оружия. Мне не нужно никакого оружия. Я хочу, чтобы ты стал моим мечом. Что мне для этого сделать?

«Этот разговор слишком затянулся, – понял ибн Хайран. – Он причиняет боль, и чем дольше он длится, тем больше опасность». У него тоже не было оружия, не считая обычного кинжала, спрятанного на левой руке. Каким бы спокойным ни казался Альмалик, он принадлежал к тем людям, которых можно заставить совершить опрометчивый поступок, а воины-мувардийцы пустились бы в пляс под звездами пустыни, если бы узнали, что Аммар ибн Хайран из Альджейса умер.

Он сказал:

– Дай мне подумать, Малик. У меня есть контракт, который заканчивается в начале осени. Возможно, долг чести будет тогда уплачен.

– Осенью? Ты клянешься? Я тебя…

– Я сказал, дай мне подумать. Больше я ничего не обещаю.

– А что мне делать до этого времени?

Губы ибн Хайрана насмешливо дрогнули. Он не мог сдержаться. Он был человеком, который во многих явлениях жизни замечал невыразимую иронию.

– Ты хочешь, чтобы я сказал тебе, как править Картадой? Здесь и сейчас? В этой комнате, во время карнавала?

Через секунду Альмалик рассмеялся и покачал головой.

– Ты не поверишь, как плохо мне служат, Аммар.

– Так найди лучших людей! Они существуют. По всему Аль-Рассану. Приложи к этому усилия.

– А к чему еще?

Ибн Хайран заколебался. Старые привычки умирают с трудом.

– Вероятно, ты прав: Фезане грозит опасность. Отправится в плавание армия джадитов из Батиары этой весной или нет, на севере настроение изменилось. И если ты потеряешь Фезану, то, думаю, тебе не удастся удержаться на престоле. Ваджи этого не допустят.

– Или мувардийцы, – сказал Альмалик, бросая взгляд на своих воинов. Они остались невозмутимыми. – Я уже кое-что предпринял в этом направлении. Прямо сегодня, здесь, в Рагозе. Ты одобришь.

Странно, странно и иногда пугающе, как выработанные за всю жизнь инстинкты могут мгновенно заставить воина насторожиться.

– Одобрю что? – спросил он спокойным голосом.

Позже он поймет, что каким-то образом знал ответ еще до того, как правитель Картады произнес его.

– Как я тебе уже сказал, со мной приехали еще шестеро. Я приказал им найти и убить вальедского наемника Бельмонте. Он слишком опасен, нельзя позволить ему вернуться к королю Рамиро после окончания ссылки. По-видимому, он сегодня вечером не выходил из своей комнаты; они знают, где он находится, и у двери на улицу стоит всего один караульный. – Альмалик Картадский улыбнулся. – Это полезный удар, Аммар. Я причиню немалую боль и Бадиру, и Рамиро, отняв у них этого человека.

«И мне, – подумал при этом Аммар ибн Хайран, но не произнес вслух. – И мне. Немалую боль».

Они вместе победили пятерых воинов в показательном бою прошлой осенью. Но сегодня Родриго один и не ожидает нападения. По всему городу бродят люди, одетые мувардийцами. Шесть молчаливых убийц, один растерянный караульный у входа. Он мог представить себе, как это происходит. Сейчас уже, наверное, все кончено.

И все равно есть поступки, движения, которые человек совершает, не успев подумать. Он вынужден действовать, чтобы заглушить боль. Не успел правитель Картады договорить, как ибн Хайран рванулся к двери своей комнаты и распахнул ее. Не прерывая движения, он плавно пригнулся, и кинжал, брошенный ему в спину, вонзился в темное дерево двери.