Львы Аль-Рассана

Иногда трудно иметь дело с даром Диего. «Мальчик знал обо всем еще до появления гонцов», – понял Иберо. С некоторой неохотой он сделал Диего выговор.

– Тебе следует рассказывать остальным, если ты… что-то видишь. Это может быть важным. В конце концов именно поэтому мы здесь.

У Диего сделалось комичное лицо.

– Ты имеешь в виду мою мать? – спросил он. – Иберо, разве приезд моей матери важен для военных действий?

Если так ставить вопрос, он был прав. Фернан, как, впрочем, и следовало ожидать, смотрел на вещи совсем иначе.

– Вот так здорово! – с негодованием воскликнул он, обращаясь к священнику. – Это наша первая кампания, и все побежали из дому вслед за нами. Кого нам еще ожидать? Повариху, нянек, которые возились с нами в детстве? Это смешно! Сам ты здесь для того, чтобы закутывать нас потеплее на ночь?

Диего рассмеялся. Иберо слишком смутило известие о Миранде: он не мог ни смеяться, ни отчитывать их. Слова Фернана звучали неуважительно, но Иберо понимал, что приезд учителя, а теперь еще и матери, мог заставить юношу почувствовать себя в первом боевом походе слишком… стесненно.

Это пустяки. Если мальчикам это не нравится, если солдаты дразнят их, им придется самим справляться с проблемой. Правда заключается в том, что они действительно слишком молоды, чтобы находиться здесь, и они бы не попали сюда, если бы Диего не был таким, какой он есть. И если бы Иберо не отправил то письмо в Эстерен.

Он отправил с одним из гонцов другое письмо – официальное послание Миранде. Сообщил о своем присутствии, о добром здравии мальчиков и уважительном к ним отношении. Никакого ответа не последовало.

Окольными путями до них дошел слух, что королева окончательно поправилась после того несчастного случая и что она полностью доверяет своему новому лекарю, доктору одной из крепостей тагры.

Говорили, что он спас королеву Инес на самом краю гибели. Диего в особенности был очарован этой историей и выпытывал всевозможные подробности у тех, кто присутствовал на встрече трех королей. Фернана больше интересовали надвигающиеся события. Он ухитрился войти в окружение короля – собственно говоря, он все время был рядом с графом Гонзалесом. Именно Фернан объяснил брату и Иберо, почему они не трогают по дороге фермы и деревни ашаритов.

Они уже миновали их немало, с тех пор как покинули земли тагры. Во время войн Ашара и Джада жители деревень и фермеры убегали в горы, прихватив бо́льшую часть своих пожитков, но всегда существовал обычай сжигать их дома и поля.

На этот раз все было по-другому.

Несмотря на заметное неодобрение, излучаемое Жиро де Шервалем, король Рамиро настоял на своем. Это не набег, передал им Фернан слова короля. Они идут на юг, чтобы взять Фезану и остаться здесь. И если это удастся, им понадобятся ашариты, которые снова заселят эти деревни и фермы, станут платить налоги и обрабатывать поля. «Время и разумное управление, а не пожары и разрушения вернут Джада в Аль-Рассан», – заявил король. Иберо не совсем понимал, как увязать это с религиозной доктриной, но в присутствии более умных людей помалкивал.

Фернан проводил время после вечерних молитв, перед наступлением темноты и сном, рисуя карты для брата и священника и объясняя, что может произойти, когда они достигнут Фезаны и после. Иберо с некоторой иронией отметил, что теперь мальчик полностью освоился с местоположением – и с правильным написанием названий – всех крупных городов и рек Аль-Рассана.

Прошло еще четыре дня. Погода оставалась мягкой; они упорно двигались вперед, армия шла по лугам Аль-Рассана под грохот копыт и в клубах пыли.

И однажды утром, незадолго до того как их солдаты свернули лагерь, Диего объявил, что он видел отца и что тот скачет на запад.

Король и его министр, и высокий клирик из Фериереса стали задавать ему всевозможные вопросы, на которые он не мог ответить.

Когда-то подобные вопросы вызывали у Диего чувство ущербности, словно он подводил людей, если не в состоянии был удовлетворить их любопытство. Он не любил никого разочаровывать. Позже, однако, эти расспросы – даже расспросы родителей – стали его раздражать, так как свидетельствовали об их неспособности понять границы его возможностей. Диего научился в таких случаях быть терпеливым. Реальность такова, что люди действительно не понимают границ его дара; они и не могут понять, потому что не имеют представления, как он делает то, что делает.

Диего и сам не совсем понимал свой дар: откуда он взялся, почему, что он означает? Конечно, кое-что мальчик понимал. Он знал: то, что он умеет, делает его не похожим на других. Он знал – мать сказала ему об этом давным-давно, – что существует какая-то неясная опасность, связанная с его отличием от других, и что он не должен рассказывать другим о том, что умеет делать.