Львы Аль-Рассана

Как должен поступить благочестивый человек, если его помощи отчаянно ждут на двух разных полях сражений священной войны?

«Мне пришла в голову мысль, – говорилось далее в письме Мазура бен Аврена, – что одной из причин ваших колебаний по поводу нашего спасения от гибели является мое присутствие в Рагозе. Эмир Бадир – хороший человек и мудрый правитель, любимый своим народом. Если это облегчит вам бремя принятия решения, знайте, что я готов покинуть этот город, если вы пришлете весточку».

Покинуть город? Осажденные города не покидают. Разве что…

«Я пойду в лагерь джадитов, как только от вас придет известие, что вы решили плыть в Аль-Рассан и очистить его от тех, кого необходимо изгнать, чтобы эта земля не была потеряна для Ашара и звезднорожденных».

И это говорил, это предлагал киндат.

Язир представил себе, как его ответ несут на северо-восток, один всадник за другим – из города в город, а потом почтовая птица взлетает с гор неподалеку от Рагозы. Он представил себе, как эта птица садится в городе и его записку, продиктованную писарю, приносят колдуну. Язир представил себе, как тот ее читает.

Странно, самое странное из всего: он ни на мгновение не усомнился, что этот человек поступит так, как обещал.

«Эмир отнесется неблагосклонно к моему самонадеянному поступку – отправке этого письма, и у вас я также прошу прощения за свою дерзость. Если вы согласитесь с моими недостойными мыслями, о Меч Ашара, вождь всех племен, пришлите одну фразу: „Будет так, как было написано“, и я один пойму и поблагодарю вас, и сделаю так, как сказал. Пускай те грехи, которые, в глазах Ашара и в ваших глазах, совершила Рагоза, падут на мою голову, когда я выйду за городские стены. Мой народ в этом городе почитает своего правителя-ашарита и знает положенное ему место. Если здесь проявились высокомерие и самонадеянность, то лишь с моей стороны, и я готов искупить их».

Серп белой луны почти окунулся в море. Язир смотрел, как он скользнул вниз и пропал из виду. Бесчисленные звезды сияли в небе, и бесконечные пески лежали вокруг.

Он услышал шаги и узнал их.

– Ты просил меня прийти после захода белой луны, – тихо сказал его брат, присев на корточки рядом с разостланным плащом Язира. – Мы поплывем через пролив? Будем ждать? Поплывем на земли родины?

Язир вздохнул. Впереди их ждало множество смертей. Человек приходит в этот мир, чтобы умереть. Лучше всего сделать это, служа Ашару, совершая то, что можешь совершить.

– Сорийя слишком далеко, – сказал он. – Не думаю, что кому-то из нас суждено увидеть земли родины, брат.

Галиб ничего не ответил, он ждал.

– Я предпочел бы плыть весной, – сказал Язир. Зубы его брата сверкнули в темноте.

– Ты всегда недоволен, – сказал Галиб.

Язир отвел глаза. Это было правдой в последнее время. Он знал счастье когда-то, еще в юности, когда у него не было больших забот, на земле зухритов, к югу от того места, где они находились сейчас. До того как он ступил на тропу праведности, проложенную по крови.

– Мы переправимся через пролив, – наконец сказал он. – Начнем завтра. Мы больше не позволим сынам Джада сжигать звезднорожденных и захватывать их города, как бы далеко наши люди ни отошли от тропы Ашара. Мы вернем их на нее. Я считаю, что если правители городов проиграют Аль-Рассан джадитам, то именно мы будем в ответе за это перед богом.

Галиб встал.

– Я рад, – сказал он.

Язир видел, что глаза брата горят, будто у кота.

– А киндатский колдун? – спросил Галиб. – То письмо, которое пришло?

– Иди к моему писарю, – ответил Язир. – Разбуди его. Пусть он напишет ответ и отправит его через пролив – сейчас же, до того как мы все отплывем.

– Какой ответ, брат?

Язир посмотрел на него.

– «Будет так, как было написано».

– И это все?

– Это все.

Галиб повернулся и пошел назад, к своему верблюду. Заставил его опуститься на колени, вскочил на него и уехал. Язир остался на месте. Так много звезд, так много песка, голубая луна высоко в прозрачном ночном небе…

Он видел, как его послание пересекает пролив, как скачут всадники, как летит птица. Потайная дверь в стенах Рагозы, возможно, в серый предрассветный час. Человек выходит наружу, один, и идет к дозорным кострам своих врагов.

Он медленно кивнул, видя все это мысленным взором. То воля Ашара, закон Ашара: ни один киндат не может править звезднорожденными. Так было написано. И колдун из Рагозы будет не первым и не последним человеком – отважным или трусливым, – который погибнет в грядущие кровавые дни.

На следующее утро осеннее море было ласковым и щедрым, и на следующее после него, когда дети пустыни, закутав лица, в изумлении перед творением бога, опустились на колени для молитвы, а потом отправились через незнакомую им стихию, чтобы возродить былое величие Аль-Рассана.

Менее чем через год, в конце ветреного летнего дня, две женщины стояли на вершине холма возле печальных руин Силвенеса, за несколько минут до конца того мира, который они обе знали.