Львы Аль-Рассана

Армия Руэнды – то, что от нее осталось, – снова вышла из Арденьо, осторожно двинулась на юг и присоединилась к остальным силам Эспераньи возле Силвенеса.

Силвенес. Казалось, именно здесь должно закончиться время войн. Либо Язир и его избавительная армия, явившаяся сюда в ответ на мольбы бегущих правителей и паникующих ваджи, с триумфом вернет на эту землю Ашара, либо… либо падение Халифата, свершившееся поколение тому назад, покажется пустяком по сравнению с тем, что произойдет сейчас. Тогда ожерелье Аль-Рассана было разорвано, жемчужины раскатились. Теперь они могут вовсе исчезнуть.

На открытом пространстве между двумя армиями встретились герольды.

Язир ибн Кариф взвесил все возможности и, так как он привык быстро принимать решения, приказал своему герольду сделать предложение. Представитель короля Рамиро, человек явно слишком молодой для своих обязанностей, – он весь побелел, когда услышал, о чем идет речь, – отвез послание королю Рамиро и его министру.

Через короткое время, мрачный и немногословный, тот же молодой человек вернулся обратно и снова встретился с герольдом противника, чтобы передать ответ.

И ответ этот был таким, какого ожидали.

По правде говоря, не было никакой возможности ответить отказом. Ни из соображений чести, ни из соображений гордости, и не перед той битвой, которая предстояла. Тяжесть веков обрушилась.

Проснувшись утром раньше Аммара, Джеана лежала тихо и смотрела на него, стараясь понять, как могли время и боги привести их к этому. Снаружи, сквозь ткань палатки, до нее доносились звуки просыпающегося лагеря; скоро начнется утренняя молитва.

В последнем сне перед пробуждением она видела Мазура. Князя киндатов. Его уже полгода не было в живых. Она до сих пор не могла избавиться от нарисованной воображением картины: он выходит за стены Рагозы и идет к лагерю джадитов. Как удается людям найти в себе мужество, чтобы решиться на подобный поступок?

Мувардийцы высадились в Аль-Рассане той же осенью. Позже, зимой, стало известно, как связаны между собой эти два похода: бен Аврена из-за стен города, навстречу гибели, и Язира ибн Карифа через пролив. Линии перемещения, так далеко отстоящие друг от друга, объединились у их источника. Последний дар Мазура своему правителю и Рагозе.

Рассказывали ужасные истории о том, что королева Фруэла приказала сделать с седовласым визирем, после того как он пришел, безоружный, в ее лагерь. Джеана знала, что даже самые страшные из них – правда. Она также знала, и это наполняло ее горечью и печалью, что мувардийцы поступили бы точно так же, если бы это они стояли у стен Рагозы.

«Кто мои враги?»

Как в такое время подняться над ненавистью?

Аммар все еще спал. Ее поражало, что он может спать. Ей хотелось провести ладонью по его лицу – по глазам, рту, ушам, прямому носу, – как это делают слепые, чтобы запомнить его. Она покачала головой, отгоняя от себя эту мысль. Дыхание его было тихим и медленным. Одна рука лежала на груди, совсем по-детски.

Он может сегодня погибнуть. А если не он, то Родриго.

Вот к чему все пришло. Неужели смертные – всего лишь игрушки в руках богов, которым они поклоняются, чтобы богам было кого мучить и убивать?

Существовала договоренность, достигнутая герольдами Ашара и Джада, что командующие обеих армий сойдутся в поединке перед боем, чтобы их боги показали свою волю и могущество. Один из старейших воинских обычаев.

Догадывались ли они каким-то образом, что такой день может наступить? Не скрывалось ли это ужасное предвидение за теми последними словами, которые были сказаны во тьме Орвильи? Или оно проявилось еще раньше, в Рагозе, когда они смотрели друг на друга в то первое, солнечное утро в саду эмира, через который струился ручей? Они отказались драться друг с другом. Там они еще могли отказаться. Там они еще могли биться плечом к плечу.

В тот момент Джеана, глядя на спящего возлюбленного, слушая звуки просыпающегося лагеря, дала себе обещание: она изо всех сил постарается не заплакать. Слезы – легкое убежище. То, что должно было произойти сегодня, требовало от нее большего.

Глаза Аммара раскрылись без предупреждения, яркие и синие, такого же цвета, как ее. Он смотрел на нее. Она наблюдала, как он постепенно вспоминает, что это за день, что это за утро.

Его первыми словами было:

– Джеана, если я погибну, ты должна уйти с Альваром. Он сможет отвести тебя к родителям. Больше идти будет некуда, любимая.

Она молча кивнула. Она не доверяла своему голосу. Затем положила голову к нему на грудь, прислушиваясь к биению его сердца. Когда они снова заговорили, уже вне палатки, то о каких-то незначительных вещах. Абсурдное притворство, будто этот день – самый обычный, в обычном мире.

«Больше идти будет некуда, любимая».

Джеана стояла на обдуваемой ветром возвышенности рядом с Мирандой Бельмонте д’Альведа, глядя вниз, на равнину между армиями, и ее попеременно бросало то в жар, то в холод, когда заходящее солнце скрывалось в быстро скользящих облаках на западе, а потом снова появлялось из-за них.