Львы Аль-Рассана

Несколько секунд лицо давно знакомого им священника отражало неуверенность, потом на нем появилось выражение сдержанного удовольствия. Он действительно сильно изменился: его лицо под черной шляпой было запачкано грязью, он был одет как разбойник, а в новые сапоги для верховой езды подложил стельки, чтобы казаться выше.

Фернан заставил Иберо несколько дней тренироваться говорить низким голосом и ходить в этих сапогах, чтобы привыкнуть к такой речи и к движениям. Их священник и наставник был, как ни удивительно, предводителем банды, которая захватила Родриго. Мальчики держались вне поля зрения, ниже по реке, вместе с лошадьми. Другими разбойниками были работники ранчо, переодетые, как и Иберо; им приказали не говорить ни слова. Они уже вернулись домой. А эти трое, два мальчика и священник, сидели на темной траве под двумя лунами и звездами летней ночи.

– Ты действительно думаешь, что мы его провели? – спросил священник.

– Кого? Папу? Не говори глупостей, – ответил Фернан, насмешливо взглянув на него.

– Он обо всем догадался на основании по крайней мере полудюжины разных мелочей, которые мы упустили, – радостно добавил Диего. Мальчики улыбнулись друг другу. У священника вытянулось лицо.

– Он узнал нас? Тогда какой смысл был в этом обмане?

– Он нам расскажет об этих мелочах. В следующий раз будем умнее, – объяснил Фернан.

– Кроме того, – сказал Диего, – мама очень хотела вонзить в него стрелу.

– А! – вспомнил священник. – Правильно. Я забыл. – Он уже давно жил в этой семье.

Они решили вернуться на ранчо. Невозможно было угадать, как долго Родриго и Миранда пробудут в этой хижине. По дороге домой Фернан, как и следовало ожидать, запел. У него был ужасный голос, и обычно его тут же останавливали, но в ту ночь никто не жаловался. Темные просторы выглядели более сносно и даже приветливо под двумя лунами. Они могли видеть горы вдали и широкие равнины на севере и на юге, и убегающие на запад у них за спиной, а потом, немного позже, они увидели свет факелов, оставленных на ограде вокруг ранчо, чтобы они все вернулись домой в этой ночи.

Часть третья

Глава VII

– Ну, и где же он? – спросил Альмалик Картадский, Лев Аль-Рассана. Правитель гневался. Признаки гнева ясно видели все собравшиеся в просторной сводчатой палате. Люди, стоящие под подковообразными арками из оттеняющих друг друга красного и янтарного камня, тревожно переглянулись. Придворные и художники, приближенные к правителю, известному своими переменами настроения, быстро научились истолковывать такие перемены. Они смотрели, как их повелитель выхватил из корзины, которую держал раб, апельсин и сам начал быстро чистить его своими большими, ловкими руками. Эти же руки держали меч, который меньше трех месяцев назад убил Ишлика ибн Раала в этой самой палате, забрызгав кровью поэта мозаичные плитки, мраморные колонны и одежду тех, кто в тот день стоял слишком близко.

Молодой, набиравший популярность поэт из Тудески совершил ошибку: вставил в свои стихи две строчки из произведения другого поэта, а потом отрицал, что сделал это намеренно. Однако Альмалик Картадский знал поэзию и гордился этим. В Аль-Рассане после падения Халифата выдающийся поэт мог создать правителю столь необходимую ему репутацию просвещенного человека.

И в течение пятнадцати лет главным советником Альмалика, а позднее официально провозглашенным наставником и воспитателем его старшего сына и наследника был поклонник многих искусств Аммар ибн Хайран. Который и написал, к большому несчастью Ишлика ибн Раала, те самые две украденные строчки. И о котором в этот опасный момент три месяца спустя спрашивал повелитель.

– Где он? – повторил вопрос Альмалик.

Придворные, человек тридцать, собравшиеся в то утро в палате, обнаружили много интересного для себя в геометрических узорах потолка и мозаичных полов. Никто не смотрел прямо на короля и на того человека, к которому он обращался. Только одна женщина, сидящая среди ярких подушек рядом с возвышением правителя, сохраняла невозмутимое выражение лица и тихо перебирала струны лютни.

Приземистый, седовласый каид – командующий войском Картады, почти сорок лет жизни проведший в войнах при халифах и после их падения, – остался стоять на коленях, устремив взгляд на ковер перед возвышением.

Кстати сказать, ковер был великолепен, сотканный и выкрашенный мастерами Сорийи несколько веков назад и спасенный Альмаликом из ограбленной Аль-Фонтины в Силвенесе за пятнадцать лет до этих событий. Это напоминание о сказочной роскоши халифов здесь, в Картаде, было, разумеется, намеренным.

Несмотря на все усилия скрыть этот факт, коленопреклоненный воин явно испытывал страх. Поэт-плагиатор не был единственным человеком, убитым повелителем в зале приемов, он был всего лишь последним. Прежде чем Альмалик стал правителем города, а затем и страны, он был военачальником, и он не позволял своим людям забывать об этом. Клинок, висящий в ножнах возле возвышения, служил не только украшением.

Не поднимая головы, стоящий на коленях каид пробормотал: