Львы Аль-Рассана

– Я очень надеюсь, что он меня узнал, – произнес ибн Хайран задумчивым тоном. – Думаю, узнал. – И бросил ткань тюрбана на подушки. Он выглядел абсолютно спокойным, стоя возле возвышения, на котором распростерся с открытым ртом умерший неприглядной смертью самый могущественный правитель Аль-Рассана.

В этот момент все придворные как один посмотрели на стоящих у дверей мувардийцев, единственных в зале людей с оружием. Мужчины с закрытыми лицами проявляли необъяснимую безучастность к тому, что произошло. Ибн Хайран заметил направление взглядов.

– Наемники, – мрачно произнес он, – это наемники.

Он не прибавил, хоть и мог бы, что воины из племен пустыни не отвели бы и секунды времени в своих молитвах этому только что умершему развращенному мирянину, который был хуже неверного. С точки зрения мувардийцев, все правители Аль-Рассана заслуживали примерно одинаковой судьбы. Если бы они все убили друг друга, звездные видения Ашара могли бы воплотиться на этой земле.

Тут один из людей с закрытыми лицами вышел вперед, к возвышению. Он прошел мимо Забиры, которая продолжала стоять неподвижно, прижав ладони ко рту.

– Не совсем, – сказал он тихо, но его слова были услышаны, и их запомнили.

Затем он поднялся на возвышение и спустил ткань с нижней части лица, и тогда все собравшиеся в зале увидели, что это в действительности наследник престола Картады, Альмалик ибн Альмалик, тот самый, с нервно подергивающимся веком, который, по словам отца, похож на прокаженного.

В тот момент он был больше похож на воина пустыни. И в тот же самый момент он стал правителем Картады.

Теперь остальные трое мувардийцев обнажили мечи, не покидая своих мест у дверей. Можно было ожидать, что придворные вскрикнут, но страх и потрясение лишают дара речи. Единственным звуком в зале приемов какое-то мгновение оставалось дыхание перепуганных людей.

– Стражники по ту сторону двери – мои люди и по эту сторону тоже, – мягко произнес юный Альмалик. Все заметили, что на этот раз его веко не дергалось и не опускалось.

Он посмотрел вниз, на поверженное тело отца. И быстрым, решительным движением ноги столкнул мертвого правителя с возвышения. Тело скатилось к ногам Забиры. Сын непринужденно уселся среди оставшихся на возвышении подушек.

Аммар ибн Хайран опустился перед ним на колени.

– Да явят святой Ашар и бог среди звезд свою милость, – произнес он, – и даруют тебе долгую жизнь, о великий правитель. Будь великодушен в своем величии к твоим верным слугам. Пусть твое царствование будет увенчано вечной славой во имя Ашара.

И он, не вставая, поклонился четыре раза.

За его спиной поэт Сефари внезапно пришел в себя. Он рухнул на мозаичный пол, словно ему подрубили колени, и последовал его примеру. А после все присутствующие в зале приемов склонились перед новым правителем Картады, словно были благодарны за подсказку и наконец-то поняли, что надо делать.

Все видели, что единственная женщина в зале, прекрасная Забира, сделала то же самое: она коснулась лбом пола рядом с телом своего мертвого возлюбленного, кланяясь его сыну, как всегда грациозная и соблазнительная.

Было также замечено, что Аммар ибн Хайран, которого разыскивали по всему Аль-Рассану, не дожидаясь разрешения правителя, поднялся с колен.

Попавшие в этом зале в плен к обнажившим мечи мувардийцам с опозданием удрученно спрашивали себя, как могли они не узнать этого человека раньше. Ибн Хайран не похож ни на кого, благодаря своим невероятно синим глазам. Никто не двигается так, как он. Ничья дерзость не может сравниться с его дерзостью. Когда он снял тюрбан, его знаменитая серьга засверкала – насмешливо, как подумали многие, что было вполне простительно. Теперь стало ясно, что он уже давно находился в Картаде. Может быть, в этом самом зале. Многие в палате приемов начали поспешно припоминать свои непочтительные замечания в адрес опального фаворита, которые они, возможно, позволили себе во время его предположительного отсутствия. Ибн Хайран улыбнулся и оглядел их. Его улыбку все хорошо помнили, и сейчас она принесла так же мало облегчения, как это бывало всегда.

– День Крепостного Рва, – произнес он, ни к кому в отдельности не обращаясь, – был ошибкой с многих точек зрения. Не оставлять человеку выбора – всегда плохая идея.

Для поэта Сефари это было совершенно непонятное замечание, но среди колонн и под арками стояли люди более мудрые. Замечание ибн Хайрана потом припомнят и будут обсуждать. Каждый из придворных поспешит первым объяснить его значение.

«На ибн Хайрана, – будут шептаться они в банях и во дворах или в городских тавернах джадитов, – хотели свалить вину за казни в Фезане. Он обладал слишком большой властью в глазах правителя. И это должно было его обуздать. Никто после этого не мог бы ему доверять». И все будут понимающе кивать за чашей шербета или запретного вина.

Эта загадочная фраза стала причиной всех разговоров в последующие дни; по крайней мере так казалось.

Однако старая истина гласит, что события, великие или малые, не всегда следуют планам даже самых хитроумных людей.