Львы Аль-Рассана

Бадир, откинувшись на спинку низкого кресла – изящная вещь, в стиле джадитов, но сделанная из красного дерева Тудески, с ножками из слоновой кости в форме львиных лап, – улыбнулся своему визирю и вытянул ноги на скамейку.

Эти двое знали друг друга уже очень давно. Бадир пошел на огромный риск в самом начале своего правления, назначив визирем киндата. Писания Ашара ясно гласили: ни один киндат или джадит не может обладать никакой властью над звезднорожденными. Ни один ашарит не может служить им. По закону пустыни наказанием за такое должна была стать смерть под градом камней.

Разумеется, ни один из хоть что-то значащих людей в Аль-Рассане не придерживался закона пустыни. Ни во времена Халифата, ни после. Бокал вина в руке эмира был тому доказательством. И все же визирь-киндат был очень рискованным шагом, ставкой на то, что ваджи будут жаловаться, как всегда, но больше ничего не смогут сделать. Этот ход мог стоить Бадиру только что завоеванной короны и самой жизни, если бы народ восстал в праведном гневе. В уплату за этот риск Мазур бен Аврен, так называемый князь киндатов, сделал Рагозу не только независимым, но и вторым по могуществу государством в Аль-Рассане в неспокойные годы после падения Халифата. Он провел город и его правителя через опасные мели быстро меняющегося мира и сохранил Рагозе свободу, платежеспособность и гордость.

Он и сам воевал в первые годы, во время походов на юг и на восток, с триумфом командовал войсками в боях. Он ездил верхом на муле, а не на запретном коне: Мазур был достаточно умен, чтобы выказывать ваджи необходимое символическое почтение. Тем не менее простая истина заключалась в том, что Мазур бен Аврен был первым из киндатов за пять сотен лет, кто командовал армией западного мира. Поэт, ученый, дипломат, юрист. И воин. Прежде всего остального, эти первые военные победы позволили выжить и ему, и Бадиру. Многое можно простить, если поход прошел удачно и войско вернулось домой с золотом.

Многое и прощали до сих пор. Бадир правил, бен Аврен был рядом с ним, и у них была общая мечта: сделать Рагозу не только свободной, но и прекрасной. Городом мрамора, слоновой кости и садов, утонченно великолепным до мельчайших деталей. Если Картада на западе под властью Альмалика, которого ненавидели и боялись, унаследовала бо́льшую часть могущества халифов, то Рагоза на озере Серрана стала воплощением совсем других вещей, присущих Силвенесу в дни минувшего великолепия.

Теперь они уже были старыми партнерами, правитель и его визирь, прекрасно знали друг друга и не питали иллюзий. Каждый из них понимал, что конец может прийти в любой момент, с любой стороны. Луны прибывают и убывают. Звезды скрываются за облаками, или их сжигает солнце.

Если Силвенес и Аль-Фонтина могли пасть, если этот город и этот дворец можно было разграбить и сжечь и оставить от них лишь пепел былой славы, развеянный по ветру, то любой город, любое королевство тоже можно уничтожить. Этот урок усвоили все, кто претендовал хоть на толику власти на полуострове после смерти последнего халифа.

– Я знаю, что ты обеспокоен, – сказал Бадир, бросая взгляд на своего визиря. Он махнул рукой. – Во-первых, ты не притронулся к своему бокалу. Ты даже не заметил, какого я налил нам вина.

Мазур усмехнулся. Он поднял золотистое вино, посмотрел на него при свете свечей, потом пригубил с закрытыми глазами.

– Чудесно, – пробормотал он. – Виноградники Арденьо и, несомненно, поздний урожай. Когда его привезли?

– А ты как думаешь?

Визирь снова отпил вина с искренним удовольствием.

– Конечно. Сегодня утром. Не от этой женщины, как я полагаю.

– Сказали, что от нее.

– Разумеется, они так сказали. – Последовало молчание.

– Удивительную поэму мы слушали сегодня вечером, – снова заговорил эмир тихим голосом.

Бен Аврен кивнул.

– Я тоже так подумал.

Эмир Бадир несколько секунд смотрел на своего советника.

– У тебя получалось не хуже в свое время.

Мазур покачал головой.

– Благодарю тебя, повелитель, но я знаю свои возможности. – Еще одна пауза. Мазур погладил аккуратно подстриженную бороду. – Он необыкновенный человек.

Эмир посмотрел прямо ему в глаза.

– Не слишком ли?

Бен Аврен пожал плечами.

– Сам по себе, возможно, и нет, но я не вполне уверен, что смогу контролировать события зимой, если они оба будут здесь.

Бадир кивнул, сделал глоток вина.

– Как себя чувствуют те пятеро после сегодняшнего боя?

– Мне сказали, что с ними все в порядке. Джеана бет Исхак сегодня вечером присматривает за ними. Я взял на себя смелость попросить ее об этом от вашего имени. У одного сломана рука. Другой не очень хорошо осознает, как его зовут и где он находится. – Визирь с сожалением покачал головой. – Рука сломана у солдата из Карша, который бросил вызов.

– Я видел. Нарочно?

Визирь пожал плечами.

– Не могу сказать.

– Я до сих пор не пойму, как это было сделано.

– Он тоже, – ответил бен Аврен.

Эмир улыбнулся, и через секунду визирь улыбнулся в ответ. К этому моменту двое слуг закончили возиться со свечами и очагом. Они стояли неподвижно, как статуи, у двери в комнату.