Львы Сицилии. Закат империи

Июль в Палермо похож на капризного ребенка: теплые ясные дни сменяются жаркими, влажными, когда даже дышать тяжело. Потом налетает сирокко, приносит с собой песок из пустыни, превращает горные вершины в темные пятна на фоне неба цвета слоновой кости.

В этот день, однако, июль решил вести себя хорошо: день ясный, ветерок легкий, так и хочется побыть на свежем воздухе. Франка поэтому распорядилась подать чай в саду, под пальмами рядом с вольером.

Франка ждет Франческу и Эмму ди Виллароза, которые приедут к ней в гости после обеда. Она сидит в гостиной и читает роман Анни Виванти «Шансонетка Марион», который ей одолжила невестка Джулия, но попросила не показывать свекрови, потому что «там есть страницы немного… неприличные». Беременность Франки уже заметна, она постоянно чувствует усталость, а главное, она очень одинока. Иньяцио несправедлив, думает она, нервно перелистывая страницы. Сначала он пообещал ей, что они отправятся в круиз на «Султанше», потом, оправдывая отказ заботой о ней, сказал, что они останутся в Палермо. В итоге он уехал в Африку, заявив, что ему нужен отдых: ожидание продления концессий вымотало его вконец.

Концессии все-таки были продлены еще на пятнадцать лет, то есть до 1908 года «Генеральное пароходство» сохранит монополию на государственные субсидии. Нужного результата удалось достичь благодаря пламенной речи Раффаэле Палиццоло в палате депутатов: «…Мы будем свидетелями того, что в один прекрасный день шесть тысяч семей останутся без хлеба… а это национальная катастрофа!», а также благодаря сплочению горстки сицилийских сенаторов вокруг Криспи, который таким образом продемонстрировал, что он все еще имеет политический вес; и не последнюю роль в решении вопроса сыграла сицилийская «Джорнале ди Сичилия», корреспонденты которой мрачно обрисовали, что ожидает в будущем не только Палермо, но и в целом Сицилию, если концессии не будут возобновлены. Напуганные перспективой остаться без работы, люди выходили на улицы, устраивали шумные манифестации, которые переросли в народное ликование, когда пришли добрые вести. В доке и на литейном заводе «Оретеа» радость была такой, как будто после долгих месяцев засухи наконец пошел дождь. «Генеральное пароходство», в свою очередь, обязалось модернизировать старые пароходы и приобрести три новых.

Дома, в Оливуцце, Иньяцио велел открыть лучшее шампанское, рассказывая Франке, как было дело, подражал голосу то Криспи, то Палиццоло. Франка рассмеялась, когда Иньяцио сказал, что теперь Финоккьяро Априле наконец-то сможет купить тот сарайчик, на который он давно положил глаз. Джованна лишь покачала головой.

Но эйфория быстро прошла после отъезда Иньяцио. И Франка, и Оливуцца впали в молчаливое оцепенение вовсе не из-за жары.

Горничная докладывает, что прибыли кузины, и Франка идет им навстречу.

– Франка, милая, ты все хорошеешь… – Эмма в белом хлопковом платье и соломенной шляпке целует ее в щеки.

Из-за спины Эммы кивает Франческа, сдержанная, серьезная. Она всегда была самой веселой из них троих, все завидовали ее красоте. Но теперь она словно погасла. Раннее вдовство наложило свою печать, она с трудом выбирается из бездны скорби еще и потому, что многие относятся к ней как к женщине глубоко несчастной.

Франка отгоняет эти мысли, открывает стеклянную дверь в сад.

– Идемте. Я приготовила чай в саду. – Голос ее звучит с напускной веселостью. Сестры недоуменно переглядываются.

– Но… мы бы хотели поздороваться с твоей свекровью, – говорит Франческа.

– Потом, не будем ей мешать. Она вышивает в гостиной на своей половине. Мы зайдем к ней позже, – торопливо говорит Франка, хватает Эмму за руку и почти тащит ее по дорожке в сад. В последние дни она не только скучает по Иньяцио – ее одолевают беспокойство, неприятные мысли, ей необходимо двигаться.

В саду Винченцино играет с обручем под ленивым присмотром гувернантки. Перед тем как убежать вприпрыжку, мальчик целует руки сестрам с такой серьезностью, что даже Франческа невольно улыбается.

Франка, как в былые времена, садится между кузинами.

– Как ты? – спрашивает Эмма, взяв ее за руку.

– Ребенок шевелится, приходится спать на боку. А ты? Как ты, душа моя? – спрашивает она Франческу.

– Я? Все хорошо, – отвечает та с легким тосканским акцентом.

Франка сжимает ее руку в черной кружевной перчатке.

– По правде говоря, я бы хотела куда-то сходить, но Иньяцио нет, жарко, и пойти мне одной некуда. Свекровь считает, что я могу ходить только в церковь. Скукота!

Эмма улыбается, протягивает руку к ее животу.

– Можно? – нерешительно спрашивает она.

Франка кивает, берет и руку Франчески и кладет их обе на свой живот.

– Как-то вечером я была у Роберта и Софии Уитакер, – продолжает Эмма. – Там болтали о вас, о тебе и Иньяцио.

Франческа бросает на нее гневный взгляд, но Франка улыбается.

– Что же они придумали на этот раз? Что у Иньяцио новая любовница? Я уже слышала, что на «Султанше» есть испанская певичка. – Франка закатывает глаза. – С ума сойти! Неужели так трудно поверить, что он образумился? Он любит меня и скоро станет отцом.