Именно Джованна позаботилась об организации этого дневного приема: подобрала цветы, скатерти для стола, серебро, чашки, решила, какие подать чайные смеси в деревянных коробках и какой десерт следует приготовить. Сервировка стола безукоризненна, как на картинке.
Чей-то смех отвлекает ее от этих мыслей. Неподражаемая Тина Скалиа Уитакер, жена Джозефа Исаака Уитакера, которого все зовут просто Пип, племянника того самого Бена Ингэма, сыгравшего ключевую роль в жизни Винченцо Флорио, дедушки Иньяцио. Пип и Тина – вероятно, самая заметная пара в Палермо, однако более не похожих друг на друга людей трудно себе представить: пока муж, продолжая семейную традицию, занимается производством и торговлей марсалы, при этом находя время для своего увлечения археологией и орнитологией, Тина, дочь гарибальдийского генерала, образованная и умная женщина, ведет насыщенную светскую жизнь, каждый участник которой становится объектом ее колкостей и сарказма.
Франка оборачивается к женщинам из семьи Уитакер, беседующим на смеси английского и сицилийского, и натыкается на взгляд Тины. Несколько секунд они смотрят друг на друга, и Франка читает в глазах Тины сочувствие и насмешку. Она знает, что Тина считает ее пустоголовой красоткой, нарядной куклой, выставленной напоказ, не более. Франка сжимает губы, поправляет колье из топазов и жемчуга, словно набираясь сил, и ограничивается приветственным кивком.
Ее отвлекает мужской голос. Голос Иньяцио.
– Театр Политеама роскошен, но акустика там не безупречна, – говорит он Пуччини и гостям. – Предвкушаю скорое открытие Театра Массимо. Говорю это не без гордости, все-таки кровля сего здания – работа нашего семейного литейного цеха.
– А я благодарю покровителя искусств, создающего оперный храм в Палермо… и его литейный цех! – восклицает Пуччини, вызывая смех у всех присутствующих.
Паузу, которая за этим следует, прерывает молодая женщина с серьезным лицом:
– Маэстро… для меня особая честь говорить с вами… Не позволите ли задать вам вопрос?
– Разумеется, – отвечает Пуччини, улыбнувшись.
– Как вы… сочиняете музыку?
– Работа музыканта не похожа ни на какую другую работу, и, главное, она не прерывается ни днем ни ночью, – отвечает Пуччини. – Это больше похоже на… духовное призвание. Даже сейчас, когда я здесь, с вами, в моей голове… в моей душе слагаются, соединяются ноты. Это ручей, который не знает покоя, пока не достигнет реки. К примеру… – Он подходит к роялю, который маленький Винченцо терзает во время уроков музыки дважды в неделю.
Разговоры стихают, чашки ставятся на стол, и даже прислуга замирает на месте.
Посреди всеобщего молчания Франка подходит к инструменту, глядя Пуччини в глаза, как бы подбадривая его.
Пальцы композитора касаются клавиш, и мелодия разом заполняет комнату.
Пуччини играет, поет, и воздух, благоухающий ванилью и чаем, ловит ноты, словно хочет их задержать. Наконец маэстро с раскрасневшимся от волнения лицом останавливается, задержав пальцы на клавишах.
Встает под взрыв аплодисментов и кланяется в сторону Франки.
– Счастлив был сыграть вам фрагмент моей следующей оперы. Вспоминая этот момент, мне будет легче дописать ее до конца.
Франка краснеет, а Иньяцио велит принести шампанского, выпить «за будущий успех маэстро Пуччини, который, как он надеется, вернется в Палермо, и премьера состоится здесь!». Мужчины кивают в знак согласия, а женщины вздыхают, мол, да, музыка и правда божественна.
Но Пуччини после тоста снова подходит к Франке.
– Вы восхитительны. Благодарю вас за такой неожиданный подарок, – произносит она взволнованно.
Вместо ответа Пуччини берет обе ее руки и подносит к губам. Взгляды присутствующих становятся хищными, шепот – язвительным: «Не слишком ли она фамильярничает с этим человеком? Неужели она думает, ей все дозволено?».
– Благодарю вашу семью за то, что открыли мне двери в вашу чудесную обитель, – отвечает он. – И спасибо вам, синьора. Внутри вас горит поразительный свет, драгоценный. Надеюсь, он останется с вами навсегда.
Франка улыбается, но ее глаза на краткий миг увлажняются слезами.
Единственный, кто это замечает, – ее золовка Джулия.