Львы Сицилии. Закат империи

В доме Ромуальдо Тригоны на пьяцца Риволюцьоне нет и доли тех современных новшеств, что есть на вилле в Оливуцце, но Иньяцио любит дышать воздухом свободы, которым наполнены комнаты холостяка. Ромуальдо в своей привычной флегматичной манере одевается перед зеркалом. Повсюду – на кровати, на комоде из красного дерева и на стульях – в беспорядке разбросаны пиджаки и галстуки.

– У тебя больше одежды, чем у женщины, кузен! – воскликнул Иньяцио.

– И это говорит тот, кто у своего портного в Лондоне заказывает пиджаки и костюмы, как на целую армию, – парирует Ромуальдо. Надевает жилет из шелкового дамаста, подбирает к нему красный муаровый галстук и взглядом спрашивает мнение Иньяцио.

– Так ты сольешься с диваном, дружище, – усмехается Иньяцио и предлагает ему сменить галстук: – Лучше вон тот, атласный.

Ромуальдо улыбается шуточному и одновременно такому сердечному обращению и, воспользовавшись советом, завязывает пластрон. Бросает косые взгляды на друга.

– Что с тобой, Иньяцио? На тебе лица нет…

Иньяцио пожимает плечами.

– Неприятности в «Генеральном пароходстве». Да еще с Франкой разругался.

– Обнаружила какой-то грешок? Или ей напели про тебя?

– На этот раз нет. Но она вывела меня из терпения, и я вспылил.

Ромуальдо не спрашивает подробностей. Их ссоры его уже не удивляют.

– Ты думаешь, почему я не женюсь? Так я избавлен от приступов ярости и хлопанья дверьми перед носом.

– Но разве у тебя нет договоренности с…

– …с отцом Джулии Таска ди Куто, да. Но, на мой вкус, она еще совсем ребенок, а я хочу погулять.

Иньяцио откидывает голову на спинку кресла.

– И не говори. Франка устраивает истерику каждый раз, когда узнает о чем-нибудь таком. Хотел выйти с ней сегодня, но ей, видите ли, пришло в голову остаться дома втроем, только мы и малышка. Как тебе? Работать весь день, а потом запереться в четырех стенах, как какие-нибудь босяки?

Ромуальдо причесывается и пожимает плечами.

– Женщина… – заключает он равнодушно, рассматривает линию пробора: идеальная, блестящая от бриллиантина. – У женщин очень быстро пропадает желание развлекаться, им больше нравится заниматься домом и детьми.

– Хорошо, согласен. Но Франке не удастся посадить меня на цепь. – Вздыхает. – Одним словом, она должна понять, что у мужчины имеются свои потребности… И так испокон веков. Если мне нравится весело проводить время и у меня есть любовница, это не значит, что я буду меньше любить свою жену: одно дело Франка, совсем другое – прочие женщины. В конце концов, она ни в чем не нуждается.

– Женщины возомнили, что мужчины должны считаться с ними и признавать за ними правоту… – бормочет Ромуальдо и поводит рукой, будто говоря: безумие.

Иньяцио мотает головой:

– Да нет, просто она боится, что я перестану обращать на нее внимание, и меня это раздражает, потому что своими истериками она меня все равно не изменит. Мне нужны другие женщины. Я хочу развлекаться, хочу, чтобы они меня соблазняли, хочу брать от них все, что они мне предлагают. Тем паче если женщина красива и все ее вожделеют. Не могу смириться, когда мне отказывают. Это грех? Ну что ж, у меня впереди целая жизнь, чтобы раскаиваться и исповедоваться.

– И в самом деле, женщины тебя любят… особенно твои денежки. – Ромуальдо закуривает сигарету и выдыхает дым, посмеиваясь в ухоженные усы. – После всех этих разговоров о женщинах захотелось пройтись. Да ну эти карты! Пойдем лучше в дом Розы. Мне сказали, там появились новые девушки.

Красный бархат, альков, кружевные пеньюары, распахивающиеся, чтобы обнажить гладкие и упругие тела, – все это тут же возникает в воображении Иньяцио вместе с ароматом пудры и духов. Дом Розы – место изысканное, не то что бордели в районе пьяцца Марина или литейного завода «Оретеа». Здесь мужчина может сбросить бремя усталости и тревог, ощутить покой и, почему нет, предаться веселью.

– Ты прав. Пойдем, дружище, – говорит он и вскакивает на ноги.

Ромуальдо тушит сигарету, берет с комода сюртук и посмеивается: много не надо, чтобы поднять настроение Иньяцио.

* * *

Иньяцио возвращается на виллу заполночь. От выпитого шампанского его немного пошатывает. На губах играет пьяная улыбка. Вечер выдался хороший, да и девушка, которую он выбрал, была обворожительная – типичная неаполитанская красавица, с глазами как угольки и ротиком как…

– Ты не должен возвращаться так поздно.

Джованна в пеньюаре ждет его наверху красной лестницы.

– Maman, уже поздно, – вздыхает Иньяцио, мгновенно вспыхнув. – Мы не можем это обсудить завтра? У меня голова болит.

Она спускается на несколько ступенек ниже и оказывается прямо перед ним.

– От тебя несет вином и шлюхами, как от развратника, – говорит она с негодованием.

Джованна дрожит от гнева и возмущения. Она не воспитывала сына таким. И не узнаёт его. Ее муж, да благословит его Господь, всегда уважительно относился к ней и к имени, которое носил, а сын, похоже, делает все, чтобы опорочить честь семьи.

– Я не позволю вам так со мной разговаривать, хоть вы и моя мать.