– Весь ваш облик такой… лучистый! – восклицает он. – Ах, как бы я хотел сейчас рисовать вас на этом весеннем солнце!
– Вы бесконечно добры ко мне, – отвечает Франка.
Художник прав: за последние месяцы в Иньяцио снова проснулась страстная любовь к ней, и слухи о его «похождениях» поутихли. Сказывается ее вновь обретенное спокойствие. Она почти не вспоминает о других женщинах, они могут даже принимать заигрывания Иньяцио, но мать его детей – она. Все эти женщины подбирают крошки с ее праздничного стола. Но главное, Франка собой гордится: выглядит она всегда прекрасно.
– Ну что? Как вы поживаете?
– Малыш шевелится, как сущий дьяволенок, – говорит Франка, поглаживая живот. Ребенок, будто все слыша, отвечает ей пинком в бок живота.
– К его рождению мы все завершим. Чувствуете запах пропитки, масла, клея и, самый сильный, дерева? Это от мебели работы вашего дорогого друга Эрнесто Базиле. Комод только что доставили носильщики с фабрики Витторио Дюкро, он все еще не распакован. Если хотите, позднее покажу вам. Вот увидите, немного погодя здесь будет как в саду весной.
– Или как там, где сбываются мечты и замирает время, – говорит Франка, улыбаясь. Потому что именно так она себе его представляет, престижный отель, рассчитанный на мировую аристократию, с видом на мыс Монте-Пеллегрино, который, как писал Гёте, «так прекрасен, что словами не скажешь». Пристанище для исцеления мыслей и тела.
Это была ее идея.
Когда Иньяцио понял, что «Вилла Иджеа» никогда не станет первоклассным санаторием, как он задумывал, – слишком много бюрократических преград, расходов и сомнений в эффективности метода лечения профессора Червелло, – он замкнулся в себе, долго молчал, злился, и выходил из этого состояния, только чтобы наброситься с оскорблениями на свою судьбу-злодейку и сетовать, что ему не повезло родиться на таком отсталом острове.
Франка дала ему время излить душу. И однажды вечером с напускной грустью вспомнила о поездках в Санкт-Мориц, Ниццу и Канны, о прекрасно проведенном там времени, и мечтательно сказала о том, как было бы хорошо устроить здесь, в Палермо, такую же роскошную гостиницу, как те, в которых они обычно останавливались…
Иньяцио посмотрел на нее круглыми глазами и воскликнул:
– Ну конечно! Франка, дорогая, в самом деле! К черту санаторий! Наша «Вилла Иджеа» станет самым роскошным отелем в Европе!
Сгреб ее в охапку и расцеловал.
Вместе с их добрым другом Эрнесто Базиле они целыми днями обсуждали, каким, по их представлениям, должно быть это место: от меблировки номеров и залов до кортов для лаун-тенниса, которым Иньяцио страстно увлекся; от просторного сада с мостиками и лесенками до телеграфной станции. В распоряжении гостей будут лодки и даже, возможно, одна из яхт Флорио; кухней – тут Франка была непреклонна – должен заправлять французский шеф-повар, который наберет себе земляков-помощников; из Франции же должны быть и метрдотель, и сомелье. Благодаря мягкому сицилийскому климату отель мог бы быть открыт круглогодично, даже зимой. Один английский медик тогда на встрече сказал Иньяцио: «Сицилийский январь похож на жаркий июнь у нас в Англии!» – и пошел купаться в море вместе с другими своими коллегами.
Франка и Иньяцио стали друг другу союзниками, какими никогда не были прежде. Она советовала и объясняла, он прислушивался. Она почувствовала себя – и до сих пор чувствует – частью этого проекта. К тому же она любит это место за городом, любит запахи его цветов и водорослей и то, как солнце отражается в море и озаряет берег, покрывая его золотом и бронзой. Очень любит, поэтому решила оставить целый этаж на «Вилле Иджеа» для себя, Иньяцио и детей.
Пальцы пробегают по золотому колье с кораллами из городка Шакка.
– Знаете, я очень хочу переехать сюда как можно скорее. Оливуцца стала напоминать порт… там теперь беспрестанная суматоха, то слуги, то гости ходят туда-обратно! Сейчас, как никогда, мне нужен покой.
– Понимаю! Кроме того, неужели есть место лучше этого, что носит имя греческой богини здоровья Гигиея?
Франка смеется.
– Ах! Если будет девочка, Иньяцио хотел бы ее так и назвать. Но я очень хочу мальчика.
– Будет так, как пожелает судьба. Главное, чтобы ребенок родился здоровым. А ваша свекровь донна Джованна как себя чувствует?
– Хорошо. Благодарю вас. Она решила остаться в Оливуцце, – добавляет Франка, хотя художник ее об этом не спрашивал. Но радость по поводу того, что свекровь остается со своим младшим сыном на вилле, столь велика, что Франке не удается ее скрыть, и она выдает себя не только взглядом, но и словами. Семь лет прошло с тех пор, как Джованна приехала в Оливуццу, но она так и не поменяла свой образ жизни, проводя время в молитвах и за вышивкой, тоскуя и горюя. Кажется, печаль въелась в стены ее комнат, боль сгустилась в такую тьму, что никакой свет ее не рассеет.
Нет уж, гораздо лучше солнце, жизнь и тепло, которыми дышит эта вилла.
– Несколько дней назад я слышал, как ваш муж разговаривал с Эрнесто о постройке еще одного дома в парке Оливуццы для вашего деверя, – начал художник.