Львы Сицилии. Закат империи

– Винченцо рожден для организации мероприятий и планирования всего нового. Он умеет увлечь, и у него талант раскрывать в людях их лучшие стороны. – Она становится серьезной. – Я бы не хотела оставлять его одного даже на минуту. Мне не понравилось, как на него смотрели некоторые гостьи.

Франка отворачивается, скрывая беспокойство, в котором никогда не признается Аннине: она опасается, что в наследство Винченцо досталось не только обаяние мужчин Флорио, но и худшие привычки брата. И все-таки она очень волнуется за Аннину.

– Будь всегда на чеку, – тихо говорит она ей. – Держи глаза открытыми.

Губы Аннины складываются в улыбку.

– Мужчины ведут себя так, будто они любимцы судьбы. Я уж позабочусь о том, чтобы хорошенько его вымуштровать.

В воздухе стоит пьянящий аромат садовых роз. Иджеа бежит к няне, которая сидит на скамье. Джуджу только начинает ходить, и старшая сестра ее подбадривает, хлопая в ладоши.

Аннина касается лепестков нуазетовой розы, вдыхает ее насыщенный острый аромат.

– Иногда я вспоминаю Джулию Тригону, бедняжку. Я все не осмеливалась спросить тебя, но… Правда, что ты ее видела?

Легкая дрожь пробегает по телу Франки.

– Нет. Сначала я поехала в отель, потом с Иньяцио и Алессандро на кладбище Верано на вскрытие, но внутрь меня не пустили.

– Ты слышала что-нибудь о том мужчине?

Франка вздыхает.

– Из Иньяцио не вытащишь и слова. Если верить газетам, он в тюрьме «Реджина Коэли» и еле говорит, потому что выстрелом из пистолета повредил себе правую сторону лица. Его все равно будут судить в суде присяжных за преднамеренное убийство. Вполне возможно, что Иньяцио вызовут как свидетеля. – Она опускает голову, проглатывает комок слез. – Меня мучает совесть, что я так и не смогла ее убедить. Нам надо было чаще видеться. Я знала, что он постоянно требовал с нее деньги, что угрожал ей. Он грубо с ней обращался, и Джулия действительно собиралась его бросить. Встречались бы мы чаще, может…

– Может, это случилось бы позже, но все равно случилось бы. Она сама решила увидеться с ним в последний раз, и это стало ее роковой ошибкой.

Но Франку это не утешает. Обсуждать превратности жестокой судьбы подруги посреди цветущего сада кажется ей несправедливым и бесчеловечным.

– Я любила ее как сестру. Невозможно пережить все эти смерти вокруг, – говорит она тихо. – Слишком много дорогих мне людей я потеряла.

Аннина сжимает ей руку.

– Значит, мы с Винченцо принесем в этот дом жизнь. А вдруг родится ребенок с такой же широкой улыбкой, как у его папы? – Она смеется. – Да, новый маленький Флорио! Этой семье не хватает радости!

* * *

С холерой, этой старой бедой, с которой столкнулся еще дед Иньяцио, Винченцо Флорио, город знаком хорошо.

Обреченные жертвы во все века одни и те же: люди, живущие в нищете, не содержащие себя в чистоте, ведущие беспорядочную половую жизнь. Сначала заболевает один, потом десять, двадцать… Власти Палермо посылают чиновников обойти дома, но мало кто их впускает, из страха: ясно же, если в доме больной, его отвезут в больницу и бросят там умирать в одиночестве, как собаку…

Все происходит очень, очень быстро.

С низких этажей холера поднимается на высокие, от исторического центра расползается на периферию, добирается до вилл, цепляется за тела жителей.

Никто и ничто не может ее остановить.

Утром 17 июня 1911 года Аннина просыпается вялая, с сильной болью в животе. Винченцо целует ее, трогает лоб. Горячий.

– У тебя небольшой жар, – заботливо говорит он ей. – Позову доктора, – шепчет, поцеловав снова.

Ко времени, когда приходит семейный доктор, температура поднимается еще выше. Аннине трудно дышать. Доктор прикасается к ней, отходит.

Холера.

Как могло случиться, что холера проникла в Оливуццу? Здесь чистота, проточная вода, ванные комнаты и…

И тем не менее.

При этом известии Франка впадает в панику. Одну дочь она уже потеряла от вирусной инфекции и не хочет даже думать, что Иджеа с Джуджу могут заразиться. Она распоряжается увезти девочек с Маруццей и гувернанткой из Палермо. Врач требует изолировать Аннину. Иньяцио умоляет Винченцо послушаться, не приближаться к ней, но тот только качает головой.

– Она моя жена. Я от нее никуда не уйду, – твердит он, и голос, обычно звонкий, звучит тихо, как речной ручеек. – Я не брошу ее одну. Она поправится.

Он берет ее на руки и относит в комнату на четвертом этаже виллы, подальше от всех. Прижимает к груди, но Аннина, охваченная лихорадкой, почти не узнает его. Лицо в красных пятнах, потные волосы прилипли к голове, она очень слаба. Винченцо причесывает ей волосы, смачивает лоб влажным платком. Сидит у кровати, держит ее за руку, целует пальцы, отсылает испуганных служанок и сам меняет постельное белье.

– Не умирай, – шепчет он ей. – Не уходи от меня, – умоляет.

Впервые в жизни он почувствовал, что его любят, принимают таким, какой он есть. Он радовался тому, что они с Анниной разделяют увлечения друг друга, что их восхищает одно и то же. Это не может вот так закончиться. Не должно так закончиться.