Львы Сицилии. Закат империи

Но это ничего не меняло: Флорио больше не имели отношения к Итальянской судоходной компании «Генеральное пароходство».

Вместе с Винченцо Иньяцио открыл Общество защиты морского права. Небольшое дело, но для него это шанс оставаться в той области, в которой – приходилось это признать – он теперь мало что значил или даже совсем ничего. Иньяцио арендовал кабинет на виа Рома. Более светлый и современный, с чудесным видом на новые здания, которые частично потеснили исторический центр города, все еще одержимого манией переустройства.

Иньяцио кивком просит рабочих подняться за ним по лестнице, указывает на две просторные смежные комнаты.

– Сюда низкую мебель, картины и рабочий стол моего отца. В ту комнату – книжные и сейфовые шкафы.

– Все-таки ты его забрал…

От голоса Винченцо Иньяцио вздрогивает. В соломенной шляпе и льняном костюме, брат подходит к нему и указывает кончиком трости на тяжелый стол из красного дерева, который несут грузчики.

– Не мог же я его там оставить, – бурчит Иньяцио.

– Я не питаю особой любви к этой рухляди и семейным традициям, но, если вдуматься, ты прав. – Винченцо косится на брата. – Не расстраивайся. Подумай лучше, что у нас будет меньше забот, и мы снова поднимемся благодаря договору о тоннаре.

– Надеюсь, – отвечает Иньяцио.

Винченцо не поймет, Иньяцио его знает. Он весь в будущем и никогда не ощущал связи с прошлым. Скорее всего, он даже не подумал бы, что оставить стол отца и деда чужому человеку значило бы оскорбить имя Флорио. И, вероятно, он с трудом представляет себе последствия разрыва их отношений с «Генеральным пароходством». Со временем Иньяцио придется попрощаться с литейным заводом «Оретеа», который дед Винченцо создал наперекор общему мнению и в котором были отлиты из чугуна несколько красивейших статуй, украшающих Палермо. И ему придется продать док: несколько палермских депутатов предпринимают шаги, чтобы заключить договор с Аттилио Одеро, владельцем судостроительной верфи. Кажется, договор предусматривает, что рабочие будут переведены на другие работы, а это значит, что не должно быть много увольнений, но в это никто не верит: у Одеро полно своих интересов и представительства новой компании располагаются в Риме, Генуе, Триесте. Повсюду, только не в Палермо. Всё прибрали к рукам люди с Севера, в основном лигурийцы. Да, Иньяцио знает, чем все закончится, и знают палермитанцы, которые смотрят теперь на него волком и не расступаются, чтобы уступить дорогу.

Иньяцио поворачивается к брату. Они одни в комнате, переполненной коробками и мебелью.

– Ты… ты тоже считаешь, что во всем виноват только я? – спрашивает.

– И да и нет, – отвечает Винченцо без злости и упрека. – Слишком много всего тебе противостояло, а ты этого не учел. Ты пытался удержаться на плаву, но не всегда мог… справиться с обстоятельствами.

Винченцо не осмеливается упомянуть другие ошибки. К тому же какой смысл попрекать брата за безумные расходы, королевские подарки, постоянные путешествия, роскошные приемы? В конце концов, и у него самого всегда было все, чего бы он ни пожелал, будь то автомобили или женщины. Но с Анниной все изменится, думает он. Научусь ценить простые вещи, без изысков… Он улыбается от этой мысли и замечает, что брат ставит на стол фотографию Беби-Боя в серебряной рамке. И у него сжимается сердце. Я всегда считал себя смелым, потому что не боюсь ездить на автомобиле или летать на аэроплане, думает он. Но настоящая смелость – это каждый день жить с непроходящей душевной болью и не опускать при этом рук. Мы с Анниной поможем тебе пережить твое горе, брат мой. Потому что узы дружбы куда сильнее кровных. Мы в этом никогда не признаемся, потому что мы мужчины, а мужчины не всё друг другу поверяют. Но так и будет.

Винченцо подходит к Иньяцио, кладет руку ему на плечо.

– Мы все сделаем, чтобы выстоять, – говорит он. – И сделаем это вместе.

* * *

Иньяцио бежит по коридорам Квиринальского дворца, не замечая охраны, которая пытается его остановить. Приказчик в ливрее знаком просит пропустить его, так как речь идет об очень деликатном деле.

Трагическом на самом деле. Ибо несчастье обрушилось на Ромуальдо Тригону, старого друга Иньяцио, почти брата. Его жена Джулия была убита в римском пансионе третьего разряда «Ребеккино» лейтенантом кавалерии, палермитанским бароном Винченцо Патерно дель Куньо.

Как такое возможно? – спрашивает про себя потрясенный Иньяцио, тяжело дыша. Как?

И не может найти ответа.

Но как и когда началась эта история, он прекрасно знает.