Львы Сицилии. Закат империи

Франка не обращает внимания на злорадные замечания, преследующие ее как осиный рой. Пусть говорят, что хотят, дармоеды, думает она. Ее уже давно ничего не волнует. В зеленом, под цвет глаз, шелковом платье с кружевами она лавирует между столами, в центре которых стоят многоярусные вазочки с белыми цветами и атласными лентами; следит, чтобы ни один из гостей не был обойден вниманием. Ее улыбка – ее броня.

Небольшой оркестр заиграл вальс, и Винченцо с Анниной закружились в своем первом танце в качестве мужа и жены. 10 июля 1909 года немного счастья, кажется, вернулось в Оливуццу.

Аннина – настоящая красавица в этом платье, подчеркивающем ее талию, с фатой, закрепленной на голове венком из ландышей. Винченцо тоже красавец, но главное, его взгляд – взгляд влюбленного мужчины. Он прижимает к себе невесту, кружит ее в вихре вальса, смеется и останавливается. Они целуются без стеснения, словно, кроме них, никого не существует в целом мире.

Франка знает, что такое настоящее счастье. Даже если его больше нет в ее жизни, она все еще ощущает благоухание любви: сильный, нежный аромат, как у тех ландышей, что украшают фату Аннины.

Она соскучилась по счастью.

Любуется их танцем и молится, чтобы их чувства не угасли, как произошло у них с Иньяцио. Молится о том, чтобы Винченцо не заставлял Аннину страдать. В нем живет дух Флорио: он предприимчивый, решительный и нацелен на будущее, при том что всегда жил под защитой брата, который финансировал каждое его предприятие. Аннине всего двадцать четыре года, она красивая, уверенная в себе девушка. Но и она выпорхнула из золотой клетки. Смогут ли они вместе найти силы пережить тяжелые времена, которые неизбежно настанут?

Франка вздыхает и ищет глазами мужа. Хмурый, он стоит в углу, недалеко от дивана, где сидят Джованна с Маруццей.

Как обычно, Иньяцио ничего не рассказывает ей о том, как идут дела. Он настойчиво просит ее не устраивать слишком дорогие вечера с карточной игрой в баккара и рулеткой, призывает экономить, ограничить расходы на одежду, прекрасно зная, что она не может, когда на нее смотрит весь мир, не обновлять гардероб каждый год, не проводить время на Лазурном Берегу или в Австрийских Альпах. Но уже и Франка хорошо понимает, какая серьезная угроза нависла над домом Флорио. Она открыто говорила об этом с Джулией Тригоной всего несколько недель назад, признавшись, что да, слухи об их затруднениях более чем небезосновательные.

Подруга в слезах обняла ее, но не удержалась и призналась, что на самом деле весь город уже давно знает об этом. В первых числах июня ее муж Ромуальдо занял должность градоначальника Палермо, и она слышала, с какой тревогой рассказывал он о забастовках рабочих и служащих не только «Генерального пароходства», но и фарфоровой фабрики, о кровавых стычках рабочих с карабинерами, о магазинах на виа Македа, закиданных камнями, о разгромленном кафе на пьяцца Регальмичи, о побитых прохожих и баррикадах перед церковью Крочифери… Люди не хотели и не могли смириться с тем, что морские концессии так и не были продлены, потому что их уже прибрал к рукам Эразмо Пьяджо, как говорили, со своим «Итальянским Ллойдом». И он не собирался вовлекать в работу Палермо и его жителей.

Слова Джулии были подкреплены пылающей хроникой газеты «Л’Ора», которую Маруцца читала ей вслух и которая усилила беспокойство Франки. Она содрогнулась от мысли, что все эти ужасные беспорядки происходят где-то совсем рядом с Оливуццей и «Виллой Иджеа». Именно из-за беспорядков свадьба Аннины и Винченцо была отложена на несколько дней и на прием были приглашены только близкие. Пышное торжество могло разбередить души рабочих… не говоря уже о том, что слишком осложнило бы их собственное финансовое положение.

Мария Кончетта, сестра Аннины, догоняет ее, берет под руку.

– Они такая красивая пара, правда?

– Да. Красивая и счастливая. Желаю им как можно дольше оставаться такими.

Мимо них проходит мужчина с треугольным лицом и тонкими усиками. В запыленном плаще, на плече он держит треногу с приделанной к ней большой коробкой, с виду непрочной, но тяжелой. Он улыбается Франке, кивает в знак приветствия.

Мария Кончетта вопрошающе смотрит на подругу.

– Это синьор Раффаэлло Лукарелли, друг Винченцо, – объясняет Франка с улыбкой. – Он сделал… как он сказал? Ах да, «чудесный фильм из жизни», то есть синематографическую хронику свадьбы. Говорит, что хочет показать его в своем кинотеатре «Эдисон».

– Значит, весь Палермо сможет побывать на свадьбе? Это же потрясающе! – восклицает она на французском.

– Сначала Палермо, а потом, может, и вся Италия… Ты же знаешь, Винченцо такой. Не может устоять ни перед чем новым и хочет продемонстрировать всему миру, что он всегда на шаг впереди всех остальных. И неважно, что подумают о нем эти остальные.

Мария Кончетта подвигается ближе к Франке, стискивает ее руку в длинной обтягивающей перчатке серо-серебристого цвета.

– Как Иньяцио… – шепчет она.