Львы Сицилии. Закат империи

Иньяцио не находит что ответить. Как объяснить свои чувства, когда он сам ничего не понимает. Как сказать ей, что она дорога ему, потому что является самой лучшей и важной частью его жизни, потому что вместе они были хозяевами мира, но под конец их жизнь скукожилась, свернулась, как горящая бумага. Как признаться, что, оглядываясь назад, он видит только грандиозные праздники, путешествия, оказавшиеся на деле бегством, видит безличные женские тела, деньги, выброшенные на ветер в поисках удовольствий столь же сильных, сколь и мимолетных. И как объяснить, что, когда он смотрит в будущее, он видит лишь неотвратимый закат – старость и разорение.

Он молчит. Потому что сказать ей все это означало бы облечь в плоть и кровь невыносимую для обоих реальность: отсутствие наследника дома Флорио. Его имя, имя его дяди, мужчины «честного и смелого», как говорил отец, исчезнет вместе с ним. Некому будет подарить кольцо, которое он носит под обручальным. Он возлагал надежды на рождение племянника, но после смерти Аннины больше года назад Винченцо стал еще более раздражительным и нетерпимым. Нет, никого нет и никогда не будет…

Франка замечает, что Иньяцио крутит фамильное кольцо. Ей знаком этот жест, говорящий о неловкости, страдании, беспокойстве.

– Я знаю, что ты винишь меня, – произносит она.

– В чем? – Иньяцио не смотрит на нее, впивается взглядом в стену дома напротив, видную через приоткрытое окно.

– В том, что я родила тебе только одного мальчика. Всего одного.

Он вздыхает больше от досады, чем от грусти.

– Я тебя ни в чем не виню. У нас был сын, и его забрал Господь. В наказание за что-то.

– Даже твоя мать не сказала бы ничего подобного.

Чувство вины снова сдавливает ему грудь. Потому что в самые черные моменты жизни он именно так и думал, что Господь наказывает его. За его постоянные безрассудные поступки и измены, в которые превратилась его жизнь. Но, по сути, какое это имеет значение? Даже если бы у него был наследник, что бы он ему оставил? Только долги на пепелище.

– Я ни разу не сдалась, ты сам знаешь… Я всегда была… я была верной женой.

Иньяцио больше не может сдерживаться, хочет излить тоску, освободиться от давящего груза.

– Да прекрати ты уже, наконец! – взрывается он. – Почему ты не упоминаешь мужчин, которые ездят за тобой по всей Италии, сходят по тебе с ума, начиная с д’Аннунцио и того маркиза, забрасывающего тебя цветами, и заканчивая Энрико Карузо, имевшего глупость заключить контракт с Театром Массимо, о котором еще никто не знал. Я знаю, что он до сих пор тебе пишет… Сколько лет прошло? Десять, пятнадцать?

Франка протестующе взмахивает руками.

– Нелепо обвинять меня, ты прекрасно это знаешь. Меня многие пытаются обольстить, но еще никто никогда не позволил себе пойти дальше слов. Потому что я никогда не дала ни повода, ни возможности. Я всегда жила только ради тебя. Но что с того, если всегда находилась какая-нибудь женщина лучше меня, более желанная, более привлекательная. Будешь это отрицать?

Иньяцио молча смотрит на нее. В его взгляде читаются злость и стыд.

Я всегда жила только ради тебя.

Идеальная жена. Красавица. Владеющая собой в любой ситуации. Раскованная, но сдержанная. Блестящая собеседница, находчивая, умная. Страстная поклонница музыки и искусства. Прекрасная хозяйка дома. Никто не может соперничать с ней в элегантности. Не его ли это заслуга, что из скромной девятнадцатилетней девушки она превратилась в эффектную взыскательную даму, которую он видит перед собой? Ему нужна была жена, которой можно было хвалиться, – трофей на зависть другим мужчинам. Он никогда не видел в жене союзницу, подругу сердца.

Каким же слепым он был, каким инфантильным…

Он понимает это только сейчас, когда нашел в другом месте то, в чем по-настоящему нуждался.

– Я…

Она опускает взгляд на свои руки, тихо плачет.

Встает перед ним.

– Что в Вере есть такого, чего нет во мне? – спрашивает она наконец еле слышно.

– Франка… – Иньяцио вытирает ей слезы тыльной стороной ладони. – Вы – разные. Она…

– Что такого она дает тебе, чего я не смогла дать тебе за все эти годы?

В этот момент Франка предстает в роли и судьи и присяжных одновременно, и Иньяцио не в состоянии этого вынести. Он отходит, повернувшись к ней спиной.

– В ней есть все то, чего в тебе уже нет, – отвечает он. Восторженность, страстность, жизнерадостность. – Она нашла место для меня в своей жизни. Ты же вычеркнула меня отовсюду. Находишь любое оправдание, лишь бы быть подальше от меня: карточные вечера, путешествия с подругами…

Франка бледнеет.

– Ты упрекаешь меня в том, что меня нет рядом с тобой?

– С тех пор как начались проблемы, ты… исчезла. Тебя не было. А Вера была. Вот в чем разница.

– Но ты меня ни разу не попросил.

– Ты моя жена. Я ничего не должен у тебя просить.

Франка пошатывается от потрясения.