Львы Сицилии. Закат империи

Иньяцио и Джузеппе смеются, Пьетро фыркает. Франка встает, подходит к ним. Берет мужа за руку, а он притягивает ее к себе и целует на глазах у всех.

За окнами по-прежнему дует сильный ветер.

* * *

Именно в Париже, во время медового месяца, Франка действительно все поняла.

Прочитала об этом в глазах продавца из ювелирного магазина «Картье», который с поклоном вышел вперед, всячески демонстрируя, что готов услужить. Заметила это в сухом, грубоватом отказе Иньяцио, за которым последовал приказ: «Appelez-moi le directeur, s’il vous plaît»![14] Услышала это в подобострастном, с оттенком беспокойства тоне директора, который через слово извинялся за то, что не встретил их лично, поздравлял счастливого мужа и сыпал комплиментами в адрес молодой жены.

Франка поняла, что Иньяцио говорит с миром на универсальном языке, который открывает все двери, – на языке денег.

Их проводили в небольшую гостиную с зеркалами и бархатными диванами, предложили шампанское, глоток которого она с удовольствием отпила, наслаждаясь вкусом незнакомого ей еще несколько дней назад вина. А затем начался настоящий парад драгоценностей: перед ней стали открывать большие футляры, являя свету одно чудо за другим. Франка попыталась что-то сказать на своем неуверенном французском. Иньяцио выслушал жену с улыбкой, поправил произношение и нежно провел пальцами по ее шее.

– Выбирай все что хочешь, – прошептал он ей на ухо.

Тогда она дрожащими от волнения пальцами погладила крупный жемчуг, мерцающий на красном бархате. Она обожала жемчуг, но до этого момента могла себе позволить только тонкую нить.

Голова у Франки кружилась не от шампанского. Ее потряс нескончаемый поток бриллиантов, изумрудов, рубинов и жемчуга. Они неоспоримо свидетельствовали о том, что семья Флорио сказочно богата. И теперь Франка – часть этой семьи.

Иньяцио купил великолепные жемчужные серьги и поистине королевское колье: тринадцать нитей, кораллы «кожа ангела» из Японии – розоватые бусины, сияющие на медовой коже Франки. И велел изготовить для лебединой шеи жены ожерелье из жемчуга, чередующегося с бриллиантами, с крупными жемчужинами по центру.

Подобная сцена повторилась и у парфюмера Убигана, поставщика королевы Виктории и русского императорского двора; в огромном магазине на рю Фобур-Сент-Оноре, где Франка узнала, что одеколон, которым пользуется Иньяцио, называется «Фужере», и выбрала запах для себя; у модельера Чарльза Уорта, платья от которого носили французская императрица Евгения и Елизавета Австрийская, где Франку приняли, как государыню, предлагая ей модели, подчеркивающие ее стройную фигуру; у Ланвин, где она купила множество платков для себя и для матери; у мадемуазель Ребур, которая показала ей самые красивые веера, в том числе и веер из страусиных перьев, который она сделала для Марии Саксен-Кобург-Готской, юной невесты наследного принца Румынии.

– Это мне? – спрашивала Франка, и в ее больших зеленых глазах плескалось удивление. А Иньяцио чувствовал, как поет душа, гладил жену по лицу, по руке, кивал и настаивал, чтобы она выбирала.

Это сказка, думала Франка, трогая украшения, подаренные мужем. А потом были огни Парижа, бульвары, дворцы, элегантные женщины и сияющие кареты. Все было удивительно, все наполняло глаза и сердце такой красотой, что оно едва вмещало всю радость. Благодаря Франке Иньяцио тоже по-новому увидел этот город и был тронут простодушием жены, ее удивлением, ее восторгами.

Сказкой стал и их переезд в Оливуццу. Вернувшись в Палермо, молодожены поселились на вилле в Сан-Лоренцо, а на вилле в Оливуцце тем временем шли завершающие работы. Иньяцио почти ничего не рассказывал жене, говорил только, что этот дом всегда казался ему слишком мрачным, что его нужно расширить, впустить в комнаты больше света. И каждый раз с улыбкой добавлял:

– Увидишь, скоро увидишь, что тебя ждет…

Наконец этот момент настал.

Не доезжая до главного дома, карета останавливается перед большими коваными воротами у бокового крыла, которое Иньяцио перестроил для себя и жены.

Он помогает Франке выйти из кареты, берет ее под руку и ведет по лестнице из красного мрамора. Они проходят по зимнему саду со стеклянным потолком, через который льется теплый солнечный свет, за ними идет многочисленная прислуга и Джованна, которая держит за руку Винченцо и снисходительно улыбается. Притихшая Франка с удивлением смотрит по сторонам.

Дойдя до конца коридора, Иньяцио останавливается перед дверью.

– Вы останетесь здесь, – приказывает он слугам.

Джованна отходит в сторону, и то ли грусть, то ли сожаление на мгновение освещает ее бледное лицо.

Франка оборачивается, смотрит на них: улыбающиеся лица, озорные взгляды. Ей досадно, что все знают, что ее ждет… но Иньяцио подходит к ней, закрывает ей глаза руками.

– Не смотри, – шепчет он, открывает дверь и вводит ее в комнату.

Смеясь и неловко спотыкаясь, Франка повинуется, делает несколько шагов вперед.

Она открывает глаза и не понимает, где оказалась – где-то между небом и землей.