С улицы послышался вой полицейской сирены. В ту же секунду он понял: полиция собирается нагрянуть в ЭТУ КВАРТИРУ. И, разумеется, во всем обвинят его.
Он кинулся наверх. И что дальше?..
Он не может оставаться здесь. Полиция вот-вот поднимется (обязательно ПОДНИМЕТСЯ!), кто-то из жильцов откроет дверь, подозрительно спросит: «Вам кого, молодой человек?»
С нижних этажей послышались голоса и звук шагов, — они, стражи наших законов! Остается чердак; Федор толкнул дверь. Проклятье, закрыта!
А может, зря он сбежал из квартиры? Не лучше ли все честно рассказать полиции?
Что рассказать?!.. Два трупа, и он — без единой царапины.
В голове завертелись возможные «спасительные» варианты, однако ни один из них не показался хотя бы в малейшей степени убедительным. Спокойно спускаться вниз? Остановят, поинтересуются, кто я, откуда? Сказать им, что оказался тут случайно? Сразу вопрос: почему именно в этом подъезде и именно в тот момент, когда произошли убийства?.. Приходил в гости? Они не дураки, сразу последует: «К кому приходили?.. Кстати, в ту квартирку, случаем, не заглядывали? Сейчас проверим отпечаточки…»
Проверят, найдут. Что тогда им говорить?
«На меня напали, я оборонялся!»
И Федор словно уже слышал грубый голос следователя:
— Чем докажете, что ОБОРОНЯЛИСЬ?
— Но ведь они в масках!
Следователя не проймешь, он лишь усмехается, покручивая ус:
— Они обычные мелкие воришки, гражданин Москвин, а маски надели для устрашения.
— Они стреляли в меня!
— Да что вы! Патроны холостые. Вон у вас ни одной царапинки… Глупо с их стороны, ужасно глупо. А вот вы убийца!
— Проверьте их прошлое, они наверняка проходят у вас по базе…
— Гражданин Москвин, за прошлое они отсидели. Есть настоящее. А настоящее — это их трупы. Куда мы денем трупы?.. Значит, кто-то должен ответить.
— Но не я убивал второго! У меня нет оружия!
— Вы избавились от него. Где-то спрятали. Но мы найдем, обязательно найдем… Мы НЕ МОЖЕМ ЕГО НЕ НАЙТИ!
После того, как в голове прокрутился этот мысленный диалог, у Москвина пропала всякая охота общаться с полицией.
Голоса стали раздаваться совсем рядом, можно было разобрать отдельные реплики. Неизбежность наступала…
Вот кто-то из полицейских предложил пройтись по квартирам. Вдруг преступник или преступники еще здесь? Последние остатки надежды, что наверху как-то удастся отсидеться, испарились, точно капельки росы при приближении полуденного зноя.
Недавно Поэтесса вытащила его из лап неминуемой смерти. И вот только из огня да в полымя!
И вновь звучит ее голос, вновь — очередные вирши:
Птицы вьются — ищут лучшую долю,
Желтая щетина выросла на поле,
Из домашних клеток не тянет на волю,
Хочется тепла и чтоб кто-то холил…
Нет, стихи сейчас ему не помогут!
— …Стихи не помогут, — подтвердила Поэтесса, — а я — да!
Как она оказалась рядом? В какую щель пролезла?.
Впрочем, Москвин уже перестал удивляться, несмотря на то, что пропасть между ней и им гораздо больше, чем между людьми двадцать первого века и первобытными дикарями.
— Это вы меня спасли? — спросил Федор.
— Я. Хотя права не имела.
— Не имели права?.. Ну, конечно, наш недоразвитый мир недостоин внимания высших! — не скрывая обиды, проговорил Москвин.
— Правильно, — без обиняков подтвердила Поэтесса.
— Неужели я особенный? — горечь прямо-таки разрывала Федора.
— Может быть… Только сейчас не время для бесед. Они приближаются… Возьмите меня за руку.
— Где мы окажемся?
— Так ли это важно?..
Федор вдруг понял, что его благодетельница может таковой и не являться. В прошлый раз Москвина вернули, поскольку им нужен был диск, значит, и Федор. Они бы и сами нашли. Но по каким-то причинам не желают открыто «рисоваться». К тому же зачем им мараться, когда есть местные дурачки, типа Москвина, они-то и выполнят всю грязную работу. И ничего, кроме похлопывания по плечу, за это не получат.
Однако дурачок много знает, теперь его опасно оставлять в своем мире, лучше забрать к себе, пусть там исполняет роль… какую роль? Холопа? Петрушки? Подопытного кролика? Или ту, о какой наши отсталые мозги и помыслить не могут.
— …Говорите, не важно? Для вас, но не для меня.
— Так вы отказываетесь?
— Да!
— Глупый человек, я считываю по глазам вашу дальнейшую судьбу. Вы и не представляете, какие невзгоды ждут вас в скором времени.
— Представляю! Но тут я свой… Пусть даже буду сидеть в тюрьме («В нашей тюрьме — нежелательно бы!»)… А там, куда вы меня зовете, — неизвестность. Там я чужой и маленький!
Шаги приближались, через несколько мгновений появятся полицейские.
— Давайте руку!.. — почти приказала Поэтесса.
А Москвин по-прежнему нелепо тянул время, наверное, стоило согласиться, вдруг она зовет его переместиться в соседний дом? Но было еще одно: как подчиняться ей, женщине, КОТОРАЯ ЕМУ НРАВИТСЯ…