Лже-Нерон. Иеффай и его дочь [сборник Литрес]

Они выслушали это, не веря своим ушам. Никакой битвы не было, холмы вокруг города по-прежнему усеяны боевыми шатрами Аммона. Но что это? На второй день царь Нахаш начал снимать лагерь. На третий – холмы и поля вокруг Массифы очистились от врагов.

Видя все это, ополченцы Галаада испытали двойственное чувство. Они радовались, что вернутся домой к женам и смогут заняться землей и стадами. Но, с другой стороны, они ведь настроились воевать, их обуяли тяга к перемене мест и жажда приключений, доставшиеся им в наследство от праотцев-кочевников, и вдруг – на тебе! – возвращайся в свои скучные будни.

Люди Иеффая, воины его отряда, тоже были разочарованы. И все же скорее гордились своим главарем, который, подобно Богу, рассеял врагов своим духом и словом. Под грохот колесниц тронулись они в обратный путь – в землю Тов и в уделы к северу от Иармука.

Сам же Иеффай с небольшой частью своего отряда остался у стен Массифы. Братьям он заявил:

– Напрягите зрение и вглядитесь: вы не увидите в окрестностях Массифы ни вражеских воинов, ни шатров Аммона. Я сдержал обещание. Выполнил вашу просьбу и спас Галаад.

В Гадииле проснулся былой гнев. Он уже предвкушал славную битву, а брат обманул его ожидания. Сам-то он всласть помахал мечом там, на севере, и пролил, наверное, реки крови. Однако аммонитян и в самом деле след простыл. К тому же у Гадиила теперь была своя боевая колесница, которую ему подарил Иеффай. Гадиил тяжело вздохнул. Делать нечего, придется ладить с этим ублюдком.

Зато рассудительный Елек обрадовался всей душой. Призыв в ополчение нарушил его хозяйственные планы; дома, поля и стада были оставлены на женщин, то есть заброшены. Теперь мужчины могут вернуться к полезному труду. Да, этот Иеффай не только смел, но и необычайно умен; он обуздал себя и заключил мир, не понеся никаких потерь.

Самегар был в смятении. С одной стороны, он восхищался братом, который сумел одними словами добиться отступления Аммона. Но прежние подозрения грызли его душу. Прогнал ли Иеффай врагов с помощью Ягве? Или же сговорился с царем Нахашем под знаком Милхома? Да и жена Цилла натравливала его на брата: «Этот ублюдок заключил позорный мир! Разве ради такого мира унизились перед ним законные сыновья Галаада? Город Иоквеха, славный город Ягве, теперь во власти Милхома! Сын аммонитянки опять перехитрил братьев и превысил свои полномочия. Его призвали вести войну, а не заключать мир. Заключить мир мог только судья Самегар. Значит, мирный договор Иеффая не имеет силы».

Самегар вспоминал текст соглашения, которое братья заключили с Иеффаем. Да, враг был отогнан от ворот Массифы, Иеффай сдержал слово. Имел ли он, Самегар, право восставать против Иеффая – благословенного Богом спасителя? Имел ли право хотя бы спорить с ним? Но в глубине души он разделял сомнения жены. И мучился от этой раздвоенности. А утешение искал в еще более рьяном служении Ягве.

В Маханаиме росло фисташковое дерево, давшее название холму, на котором раскинулся город. В свое время Самегар послал людей срубить дерево, но жители прогнали их серпами и косами, и Самегар, по совету Елека, не без колебаний смирился с этим. Но теперь он решил поступить по всей строгости. Послал вооруженных людей в Маханаим, наказав им срубить дерево, чего бы то ни стоило. Жители и на этот раз оказали сопротивление, была пролита кровь, но святое дело было сделано, дерево пало.

Иеффай ворвался к Самегару с криком:

– Ты слышал, какие-то подонки свалили священное дерево Маханаима?

Самегар струхнул, но взял себя в руки – ведь в эту минуту он отстаивал честь Ягве.

– Они выполняли мой приказ, – сказал он. – Дерево это не священное. Ягве не живет в деревьях.

– Но то был Эц-Раанан, – грустно сказал Иеффай. – Самое красивое вечнозеленое дерево, какое я видел. Им дорожили все. И Ягве, наверное, оно тоже было дорого. – Осипшим от бешенства голосом он крикнул Самегару в лицо: – Ты сделал это нарочно, чтобы оскорбить Кетуру.

Самегар испугался, что в гневе брат убьет его, но, мысленно призвав на помощь своего Бога, ответил с вызовом:

– А я и не знал, что жена военачальника Галаада и по сей день поклоняется идолам.

Иеффай отмахнулся:

– Не твое дело следить за благочестием чужой жены.

– Нет, мое, – возразил Самегар. – Я пока еще судья в Галааде.

Иеффай и сам в глубине души чувствовал, что, стараясь избежать войны, действовал не только как военачальник Галаада, но и как сын своей матери и муж своей жены; поэтому он не собирался требовать назначения на обещанную ему должность судьи. Но когда Самегар нагло бросил ему вызов, гнев обуял его. Значит, сыновья Зильпы все еще не смирились; даже этот, самый мягкий из них, смеет ему перечить.

– Это ты-то – судья в Галааде? – спросил он, передразнивая голос брата. – Отныне им не будешь. Я потребую обещанной награды. Отныне судьей буду я. – И, схватив Самегара за плечи, встряхнул его. – Ну-ка, назови меня как полагается: уважаемый судья!

У Самегара от страха подогнулись ноги. И все же он выдавил: