Читаем Лже-Нерон. Иеффай и его дочь [сборник Литрес] полностью

– Лишь Ягве может освободить меня от должности. Я не стану называть тебя так. – Но вдруг его прорвало: – Я и сам знаю, что не гожусь сидеть на престоле судьи. Ничего не смыслю в военном деле, не умею подчинять себе людей, не могу судить, повелевать и приказывать. О Иеффай, я был бы счастлив, если бы Ягве воздвигнул тебя судьей! И мечтаю об одном: стать священником, читать по глиняным таблицам о прошлых деяниях Господа и записывать на них будущие его милости. О Иеффай, неужто ты не можешь отпасть от ложных богов? – искренне воскликнул он. – Ты был бы великим судьей! – И, подойдя вплотную, прерывающимся от робости голосом спросил: – Были ли на тебе амулеты при разговоре с царем Нахашем?

Никаких амулетов на Иеффае тогда, конечно, не было. И все же в глупых словах пламенного ревнителя веры таилось зернышко истины: что следует сказать Нахашу, внушал Иеффаю в большинстве случаев Ягве, но иногда и бог его матери.

Гнев Иеффая как-то сразу иссяк. Он убрал руки с плеч Самегара.

– Не тревожься, мой осторожный, мой благочестивый брат, – сказал он спокойно. – Недолго осталось тебе влачить бремя судейских забот. Твой священник назначит меня судьей в доме Ягве, как записано в нашем соглашении. А ты сможешь укрыться от мирских тревог за спиной своего Авияма и заносить на таблицы уже мои деяния во славу Галаада!

7

Иеффай направился к дому Ягве, вырос на его пороге перед Авиямом и объявил:

– Ни одного вражеского воина и ни одного шатра аммонитян нет в пределах видимости вокруг Массифы!

Голос его трубил победу, а сердце сжималось от страха: он боялся, что Авиям догадается, почему Нахаш прекратил военные действия.

Первосвященник в самом деле оторопел, когда впервые услышал об уходе противника. Как? Иеффай, этот прославленный опытный воин, счел за лучшее не сражаться с Аммоном, а оставить в руках врагов город Иоквеху! Вновь проснулось в нем подозрение, вызванное загадочными словами «отогнать от ворот».

И когда Иеффай вдруг явился и стал предъявлять свои требования, Авиям сухо заметил:

– Ты прав. Ты выполнил свое обещание. Выполнил в точности все, что обещал. Ты ведь и пришел ко мне затем, чтобы это услышать?

Иеффай почуял вызов. У него и в мыслях не было оправдываться перед стариком; но в душе он уже не раз с успехом заглушал голос собственных сомнений, находя достаточно веские доводы, так что был даже рад случаю изложить их кому-то другому.

– Знаю, – сказал он, – ты ждал от меня громкой победы. Однако я заново взвесил могущество аммонитян, оно оказалось настолько превышающим наши силы, что, если бы мне и удалось победить их в открытом бою, война бы на том не кончилась. Нахаш спокойно отсиделся бы в своей неприступной крепости Раббат и дождался, когда к нему на помощь подоспеет ополчение Моава и даже Васана. Тогда мне, вероятно, не удалось бы удержать даже Массифу. Я неплохой военачальник, Авиям. Думается, я доказал также, что не трус и не склонен мелочно высчитывать, на чьей стороне перевес. Я всей душой рвался в открытый бой. Но почел за лучшее сначала спасти Галаад.

Доводы Иеффая звучали вроде бы убедительно. Тем не менее они не рассеяли сомнений Авияма, и он сказал:

– И все же поведай мне, как ты уговорил царя аммонитян? Какие сильные, убедительные слова нашел, чтобы заставить его отступить со всем войском, даже не обнажив меча?

Священник опять говорил спокойно, но на этот раз Иеффай ясно расслышал питаемые им тяжкие подозрения; тот либо точно знал, либо только догадывался, что Иеффай заключил с царем тайный, опасный и недопустимый, на его взгляд, договор. Иеффай весь напрягся, стараясь сказать одним словом меньше, а не больше, и ответил, тоже очень спокойно, даже небрежно:

– Я объяснил царю Нахашу: если он и разобьет нас в открытом бою, исход войны отнюдь не будет решен. Сильных слов я не употреблял, взывал лишь к его разуму; а царь Нахаш хоть и вояка, но человек сговорчивый и разумный.

Тут Авиям не выдержал.

– Твой царь Нахаш, – сказал он, гневно сверкнув глазами, – может, и сговорчив, но Ягве не таков. Наш Бог не любит взвешивать и рассчитывать, он – бог войны. И вряд ли благосклонно посмотрит на то, что ты оставил врагу его город Иоквеху.

Иеффай даже обрадовался, что тот поддался гневу: теперь он чувствовал себя увереннее. И спокойно возразил:

– Я завоевал для Израиля семь прекрасных городов, причем лучших, чем Иоквеха, не забывай. Кроме того, я добился от царя Нахаша клятвы, что он не будет преследовать жителей Иоквехи, чтящих Ягве. Не думаю, что Ягве может быть недоволен мной. Ведь это по его воле Аммон отступил, как только я появился здесь. А до того Ягве и пальцем не шевельнул, глядя, как Аммон осаждает Массифу.

Священник устал от пустых пререканий и попросил:

– Перестань в конце концов считать меня своим врагом. Я хочу того же, что и ты, мы оба, каждый по-своему, заботимся о благе страны. Признай за мной это. И тогда уж объясни мне, умоляю тебя: что ты выиграл, отсрочив решение? Сейчас ты уступил Нахашу город Иоквеху. Что ты сделаешь будущей весной? Уступишь ему еще больше наших земель?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Иван Грозный
Иван Грозный

В знаменитой исторической трилогии известного русского писателя Валентина Ивановича Костылева (1884–1950) изображается государственная деятельность Грозного царя, освещенная идеей борьбы за единую Русь, за централизованное государство, за укрепление международного положения России.В нелегкое время выпало царствовать царю Ивану Васильевичу. В нелегкое время расцвела любовь пушкаря Андрея Чохова и красавицы Ольги. В нелегкое время жил весь русский народ, терзаемый внутренними смутами и войнами то на восточных, то на западных рубежах.Люто искоренял царь крамолу, карая виноватых, а порой задевая невиновных. С боями завоевывала себе Русь место среди других племен и народов. Грозными твердынями встали на берегах Балтики русские крепости, пали Казанское и Астраханское ханства, потеснились немецкие рыцари, и прислушались к голосу русского царя страны Европы и Азии.Содержание:Москва в походеМореНевская твердыня

Валентин Иванович Костылев

Историческая проза