Лжедмитрий. Царская плаха

– В круг! Принимаем бой. Князь в середину.

Но тут стрела слева ударила в кольчугу, пробила ее и вонзилась в сердце.

После этого на оставшихся ратников и князя навалились казаки с дороги и из леса. Все четверо были изрублены мгновенно.

Сотник Кустарь, помня наказ атамана, тут же прошел в дом воеводы.

В гостевой зале его ждали изрядно подвыпивший Отрепьев и вполне трезвый Бучинский.

Григорий мутными глазами посмотрел на сотника.

– Ну что, Аким, исполнил приказ?

– Исполнил, великий князь.

Отрепьев потянулся за чашей, но Бучинский забрал ее.

– Извиняй, Дмитрий Иванович, но хватит.

– Хватит так хватит. Говори, как все было.

Сотник рассказал о недавнем событии и заявил, что всегда готов выполнить любое задание.

– Так уж и любое?

– Да, великий князь.

– Ну, тогда завтра выдвигайся на Москву. Найдешь там подворье князя Харламова. Запомнил? Ивана Дмитриевича Харламова.

– Харламова, запомнил.

– Возьми с собой десяток, больше людей не потребуется. Всем переодеться в простых жителей, собраться у подворья к наступлению сумерек, как стемнеет, зайти внутрь, убить Харламова, его семью и всю челядь. Потом все поджечь и уйти. Покуда Москва волнуется, задание выполнить несложно. Сделаешь, сотник?

– Сделаю, великий князь.

– И баб с детишками не пожалеешь?

– Ты приказал, я исполню.

– Понятно, ты хороший сотник. Пора выдвигать в атаманы. На Днепр таковым и поедешь. О выполнении задания доложишь Яну. Ступай!

Кустарь направился к выходу.

– Аким, погоди, – окликнул его Бучинский.

– Что? – Сотник повернулся к нему.

– Ты ничего не забыл?

– Ах, господи, забыл. Никаких бумаг при князе не было, а деньги вот. Как-то из головы вылетело. – Кустарь полез за пазуху.

Отрепьев махнул рукой и сказал:

– Не надо. Раздай деньги казакам, которые были с тобой.

– Но там много…

– Все, уйди, Кустарь.

– Благодарствую, великий князь. – Сотник поклонился и вышел.

Отрепьев сел за стол, вновь потянулся за чашей.

Бучинский опять хотел воспротивиться, но Григорий рявкнул:

– Это еще что за неповиновение? Против кого идешь, атаман? В сотники или десятники захотел? Я царь, могу прихлопнуть тебя, как надоевшую муху, могу возвысить.

Бучинский отнял руку от чаши, потупился.

– Виноват, великий князь.

Отрепьев наполнил чашу, выпил всю, посмотрел на Бучинского:

– Не обижайся, Ян, это не я злюсь, а вино. Ты должен понять, что я переживаю.

– Я понимаю, Дмитрий Иванович.

– Ну вот, хоть иногда начал величать по имени-отчеству. Помоги мне, Ян, дойти до опочивальни. В сон потянуло.

На следующий день, 3 июня Отрепьев как ни в чем не бывало ожидал делегацию из Москвы. Ближе к полудню Бучинский доложил ему, что казачьи атаманы запросили встречи с ним. В это самое время в Тульский кремль въехало московское посольство.

– Кто прибыл из стольного града? – спросил Григорий.

– Князья Воротынский, Трубецкой, Телятевский, Шереметев, думный дьяк Власьев, дворяне, гости.

– То есть те люди, которые не имеют реальной власти. Пусть ждут. Зови казаков.

Бучинский улыбнулся и заявил:

– Такой милости, великий князь, атаманы не забудут.

– Зови. – Григорий безразлично махнул рукой. – Передай заодно архиепископу Игнатию, дабы был готов привести к присяге московских гостей.

Отрепьев переговорил с атаманами, подтвердил все свои обещания, данные им ранее, пообщался с архиепископом Рязанским и Муромским, который должен был занять патриаршую кафедру вместо Иова. Лишь через два с лишним часа он принял делегацию из Москвы.

Первым делом она вся присягнула на верность новому царю. Это притом что был жив Федор Борисович. Потом Отрепьев выслушал вельмож и повелел им готовить столицу к его торжественному въезду. На том разговор прекратился. Расстроенные князья и дворяне уехали восвояси.

4 июня к Григорию прибыли другие бояре, которые тоже приняли присягу. В тот же день заезжал к нему и английский посол. Григорий обещал ему вольность и неприкосновенность.

А на Москве волнения вспыхнули с новой силой. Арест царской семьи, изоляция патриарха показались недостаточным посланникам Отрепьева. Желая выслужиться, они устроили шабаш с телом царя Бориса Федоровича.

5 июня при большом стечении народа покойного царя из Архангельского собора перенесли в Варсонофьевский монастырь, где захоронили без отпевания как самоубийцу. Оттуда толпа двинулась к подворью Годуновых, требуя суда над Федором и его матерью, вдовствующей царицей Марией Григорьевной. Стрельцы, охранявшие подворье, разогнали толпу.

Бушевал народ и у патриаршего подворья. Князья Мосальский и Голицын помнили приказ Отрепьева, но выжидали более подходящего времени для расправы и над царской семьей, и над патриархом.

Это время настало.

10 июня патриарх Иов добился выезда с подворья и совершал литургию в Успенском соборе. Поначалу все шло спокойно, как всегда, но вдруг в храм ворвалась вооруженная толпа, посланная туда Мосальским и Голицыным. Их люди растолкали прихожан, спихнули патриарха с алтаря, сорвали с него панагию и поволокли на выход. Владыка Иов и в этот момент не переставал взывать к любви, к верности законному царю Федору Борисовичу, называть Отрепьева тем, кем он и был на самом деле.