Лжец

— Ладно, каковы бы ни были ее предположительные пристрастия, — сказал Клинтон-Лейси, — в правительстве утвердилось мнение, что отделения гуманитарных наук с их чрезмерно высоким конкурсом абитуриентов следует, э-э, притормозить, оказав дополнительную поддержку дисциплинам, которые способны более продуктивно… о! Профессор Трефузис!

Трефузис со свисающей с губы сигаретой стоял в дверях, с некоторой озадаченностью озираясь по сторонам — словно был не вполне уверен, что попал в нужную комнату и на нужное заседание. Полный неодобрения взгляд Мензиса, похоже, успокоил его; Трефузис вошел и скользнул в пустое кресло рядом с адмиралом Манро.

— Итак, Дональд, с сожалением должен отметить, что вас опять что-то задержало, — произнес Клинтон-Лейси.

Трефузис молчал.

— Надеюсь, ничего серьезного?

Трефузис приветливо улыбнулся всем присутствующим.

— Надеюсь, ничего серьезного? — повторил президент.

Трефузис, осознав, что к нему обращаются с вопросом, расстегнул куртку, выключил висящий на поясном ремне плеер и снял наушники.

— Простите, магистр, вы что-то сказали?

— Ну хорошо, да… мы обсуждали сокращение средств, выделяемых гуманитарным наукам.

— Гуманитарным наукам?

— Вот именно. Итак…

Мензис закашлялся и пододвинул пепельницу к Трефузису.

— Спасибо, Гарт, — сказал Трефузис, стряхивая с сигареты пепел и снова затягиваясь. — Вы очень любезны.

Президент стойко продолжал:

— В течение по меньшей мере ближайших двух лет мы будем испытывать недостаток в средствах, что не позволит принимать новых младших научных исследователей на отделение гуманитарных наук.

— Ах, как это печально, — произнес Трефузис.

— Вас не тревожит судьба вашего отделения?

— Моего отделения? Мое отделение занимается английским языком, магистр.

— Вот и я о том же.

— Какое же отношение имеет английский язык к «гуманитарным наукам», что бы те собою ни представляли? Я занимаюсь наукой точной, филологией. А мои коллеги — другой точной наукой, анализом литературы.

— Что за дребедень, — сказал Мензис.

— Нет, ну зачем же так сразу обзывать мою науку потаскухой, пусть даже и райской? — удивился Трефузис.

— Профессор Трефузис, — сказал Мензис, — здесь происходит протоколируемое заседание взрослых людей. Если вы не в состоянии вести дебаты в рамках приличий, то вам, возможно, лучше удалиться.

— Мой дорогой старина Гарт, — ответил Трефузис. — Я могу лишь сказать, что вы начали первым. Язык — это арсенал, наполненный самым разным оружием; и если вы размахиваете таковым, не проверив, заряжено ли оно, не удивляйтесь, что оружие будет время от времени выпаливать вам в лицо. Слово «дребедень» означает «райская потаскуха» — от нижнегерманского, о чем мне вряд ли стоит вам напоминать, «drabbe» плюс «Eden», сиречь «Эдем», он же «Рай».

Мензис побагровел, однако не промолвил ни слова.

— Ну, что бы оно ни означало, Дональд, — сказал президент, — мы обсуждаем проблему ресурсов. Мы можем по-разному оценивать правильность или неправильность политики правительства, однако финансовая реальность такова, что…

— Реальность, — произнес Трефузис, предлагая сигареты всем сидящим за столом, — состоит, как всем нам известно, в том, что все больше и больше молодых людей просят принять их в этот колледж этого университета, дабы они могли изучать английский язык и литературу. На каждое место нашего английского отделения претендует куда больше поступающих, чем в любом другом отделении любого другого университета страны. И если применить к нам нормы рыночной экономики, каковые, сколько я понимаю, должны почитаться священными всеми пускающими деньги на ветер простофилями и пустословами, из коих состоит правительство, то, конечно, нам следовало бы выдавать не меньше стипендий, а больше.

— Там считают, Дональд, — сказал президент, — что ваши выпускники не обладают компетентностью и эрудицией, которые способны принести пользу стране. Результаты исследований в ботанике или генетике — или даже в моей сфере, в экономике, — представляют для мира ощутимую ценность…

— Слушайте, слушайте, — сказал Мензис.

— Тоже та еще дребедень, — объявил Манро, принимая от Трефузиса коробок спичек.

— Между тем на вас и ваших коллег, — продолжал, проигнорировав обоих, президент, — взирают как на все более и более нестерпимое бремя налогоплательщика. Вы не можете открыть ничего интересного, не можете предложить вашим аспирантам что-либо, способное сделать их полезными для промышленности или рентабельного хозяйства. Вы знаете, это не мои воззрения. Соответствующие аргументы и контраргументы уже множество раз перебирались за этим столом, и я не призываю вас вновь заниматься ими. Я могу только сказать, что денег в этом году не будет.

— Ну что же, — сказал Трефузис, — это заставило бы сэра Кита Джозефа[33] и его друзей содрогнуться от ужаса, не так ли? Нет-нет. Пришла пора действовать. С одобрения коллег, я мог бы натаскать отборную компанию первоклассных аспирантов и еще до июня попасть в Уайтхолл.