— Да, господин.
— Да, капитан.
— Да, капитан.
— Так-то лучше.
Форменная Фуражка кашлянул.
— Капитан, господин, почему вы выпускаете Сабо из страны, если он…
— Если он — что?
— Я… я не вполне уверен, господин.
— Сабо — один из самых талантливых молодых гроссмейстеров мира. Будущий Портиш. Вся эта проверка — обычное испытание вашей расторопности и ничего больше. Вы поняли?
— Да, капитан.
— Да, товарищ капитан.
— Да, товарищ капитан.
Темно-Серый Костюм негромко хмыкнул. Он и сам не знал, что искал. Но англичане уже многие годы хорошо платили ему, и раз им вдруг захотелось, чтобы он отработал свои деньги, вряд ли у него есть основания жаловаться. В конце концов, работа нисколько не опасная. Он просто исполнил привычные свои обязанности, и если власти обнаружат его странный интерес к Сабо, они скорее наградят его за рвение, чем расстреляют за измену.
Сегодня утром он порылся в личном деле Сабо, пытаясь найти причины неожиданного приказа англичан. Ничего там не было: Штефан Сабо, совершенно безупречный гражданин, внук героя Венгрии, ее большая шахматная надежда.
Решение пришло к Темно-Серому Костюму, точно ослепительная вспышка. Штефан Сабо вознамерился переметнуться во время турнира в Гастингсе в стан врага. И англичане хотели убедиться в том, что он честный перебежчик, что не везет с собой никакого оснащения, указывающего на цели более темные.
Но зачем преуспевающему шахматисту перебегать к врагу? Шахматисты зарабатывают хорошие деньги, которые им разрешают оставлять у себя, им дозволены неограниченные выезды за рубеж, счета в заграничных банках. Господи боже ты мой, Венгрия все-таки не Россия, не Чехословакия. Темно-Серый Костюм, уже много лет изменявший своей стране, ощутил возмущение, гнев на юного перебежчика.
«Экое дерьмецо, — подумал он. — Чем уж так нехороша ему Венгрия, чтобы удирать из нее в Англию?»
Глава шестая
Когда Эйдриан совсем уж заскучал, президент решил, что заседание пора закруглить.
— Ну хорошо, — сказал он, — время довольно позднее. Если других вопросов у нас нет, я хотел бы…
Гарт Мензис поднялся со своего места и улыбнулся улыбкой праведника.
— Один вопрос остался, магистр.
— А он не может подождать?
— Нет, сэр. Думаю, что не может.
— А, ну что же, очень хорошо.
Эйдриан мысленно выругался. Все они знали, какой вопрос собирается поднять Мензис, и Мензис знал, что все знают. У них имелась возможность поднять этот вопрос самостоятельно, однако они ею пренебрегли. Ладно. Очень хорошо. Другие отлынивают от исполнения своего долга — но только не профессор Мензис.
Он с лающими звуками прочистил горло.
— Я изумлен, господин президент, совершенно изумлен, что участники этого заседания могут думать о том, чтобы закрыть его, не обсудив сначала дело Трефузиса.
Дюжина лиц торопливо уткнулась в листки с повесткой заседания, две дюжины ягодиц в испуге поджались.
Он сказал это. Вот он, взял да и сказал. Как бестактно. Как до боли неуместно.
На дальнем конце стола оскорбленно высморкался математик, специализирующийся по гидродинамике и совращению ньюнемских первокурсниц.
Те части Эйдрианова тела, которые не смотрели уже в повестку дня и не поджимались в испуге, неодобрительно затрепетали.