Лжец на кушетке

«Разумеется, это мои слова. Плагиат тоже входит в список обвинений? – Сет вытащил письмо из специального комитета и притворился, что внимательно изучает его. – Плагиат, плагиат – о, столько тяжких преступлений, такое разнообразие абсолютного зла, но плагиата нет. Хоть эта чаша миновала меня. Да, конечно, это мои слова. И я не отказываюсь от них. Существует ли связь более интимная, чем между психоаналитиком и пациентом?»

Маршал с интересом слушал. «Прекрасно, Моррис, – думал он. – Из тебя вышел отличный подстрекатель. Это первый твой умный поступок на моей памяти!» Космолет Сета был готов к взлету; еще немного, и он вырвется на орбиту саморазрушения.

«Да, – продолжал Сет. У него работало только одно легкое, и голос заметно сел. – Я не отрицаю, что самые близкие мои друзья – это мои пациенты. И это утверждение в той же мере относится ко всем вам. К тебе тоже, Моррис. Со своими пациентами я провожу четыре часа в неделю, обсуждая самые интимные темы. Скажите мне, кто из вас проводит столько же времени в такой же интимной обстановке с другом? Я могу ответить за вас: ни один, и, уж конечно, не ты, Моррис. Все мы знаем основные паттерны дружбы американских мужчин. Может, некоторые из вас – думаю, не многие, – раз в неделю обедают с друзьями, выкраивая для близкого общения тридцать минут между жеванием и заказом блюда».

Голос Сета заполнил зал: «Неужели вы будете отрицать, что терапевтический сеанс должен быть святилищем честности? Если вы называете пациентов своими ближайшими друзьями, так найдите в себе силы отбросить лицемерие и скажите им! А что с того, что они узнают интимные подробности вашей жизни? Никогда моя откровенность не становилась препятствием для психоанализа. Наоборот, она лишь ускоряет процесс. Может быть, из-за моего рака скорость стала особенно важна для меня. Единственное, о чем я сожалею, так это о том, что, для того чтобы понять это, мне потребовалось так много времени. Мои новые пациенты, которые присутствуют здесь, могут подтвердить, что мы продвигаемся вперед с огромной скоростью. Спросите их! Сейчас я уверен, что психоаналитическая подготовка не должна продолжаться больше трех лет. Ну же, дайте им слово!»

Маршал поднялся. «Я протестую! Это неуместный шаг, проявление невоздержанности, – вот опять это слово, его любимое слово! – так или иначе вовлекать ваших пациентов в это прискорбное обсуждение. Лишь воспаленный рассудок мог породить эту идею. Их мнение испытывает воздействие сразу двух факторов – переноса и личной заинтересованности. Вы спрашиваете их о скорости, о неряшливом экспресс-психоанализе – и, разумеется, они согласятся с вами. Разумеется, идея быстрой трехгодичной психоаналитической подготовки пришлась им по вкусу. А какому кандидату она бы не понравилась? Но мы упускаем из виду истинную проблему: вашу болезнь и то, как она сказывается на ваших воззрениях и вашей профессиональной деятельности. Как вы сами сказали, Сет, ваша болезнь заставляет вас торопиться, заканчивать терапию как можно быстрее. Все мы готовы отнестись к этому с пониманием и сочувствием. Болезнь вносит кардинальные изменения в ваши планы на будущее, вполне понятные изменения в данной ситуации.

Но это не значит, – со все возрастающей убежденностью в голосе продолжал Маршал, – что ваши новые перспективы, порожденные личными обстоятельствами, вы должны представлять студентам как психоаналитическую доктрину. Прости, Сет, но я должен согласиться с Образовательным комитетом в том, что пришло время поднять вопрос о твоем статусе преподавателя и о том, способен ли ты и дальше выполнять эту роль. Психоаналитическая ассоциация вряд ли может позволить себе игнорировать проблему преемственности. Если психоаналитики не могут с этим справиться, то как мы можем ожидать от организаций, которые обращаются за нашей помощью: корпораций, правительства, что они смогут наладить процесс передачи власти и ответственности от власть имущих стариков к новому поколению?»

«Мы, – прогремел Сет, – не можем также позволить себе игнорировать тот факт, что власть пытаются захватить посредственности!»

«К порядку! – стукнул молоточком Джон Уэлдон.

Вернемся к повестке дня. Специальный комитет довел до нашего сведения ваши публичные и опубликованные комментарии, которые подвергают критике и намеренно дискредитируют некоторые основополагающие положения психоаналитической теории. Вот, например, в одном из ваших последних интервью для журнала «Vanity Fair» вы высмеиваете теорию эдипова комплекса и называете ее «еврейской ошибкой», а далее заявляете, что это один из многих канонов психоанализа…»

«Разумеется, – отозвался Сет, оставив все попытки шутить, – разумеется, это еврейская ошибка. Нельзя возводить маленькую семейку венских евреев до семейного универсума, а потом пытаться решить в мировом масштабе проблему, которую одержимые чувством вины евреи не смогли решить для себя!»