— С какой это стати ты мне указываешь, что делать с маминым браслетом?! Бери и помалкивай. Джулиане, если уж говорить начистоту, он не нужен. Она настолько светится, что браслет, да и любое другое украшение будут лишними. Сейчас у нее нехорошо с волосами, но ничего страшного, врач назначит лечение — и все пройдет. А вот ты, Джанни, не умеешь себя подать. Иди-ка сюда!
Она так разволновалась, будто в кухне ей было тесно, будто нечем стало дышать. Потащила меня в спальню Маргериты, распахнула шкаф с большим зеркалом на внутренней стороне дверцы. Приказала: “Ну-ка, посмотри на себя!” Я смотрела в зеркало, но видела в основном ее у себя за спиной. Она сказала: “Золотце, ты не умеешь одеваться, ты только прячешь себя под одеждой”. Задрав мне юбку до пояса, она воскликнула: “Господи, вот так бедра! Повернись — ну вот, шикарная же задница!” Она заставила меня крутиться, с силой шлепнула по трусам, потом опять велела повернуться к зеркалу. “Мадонна, вот это линии! — воскликнула она, поглаживая мне бока. — Ты должна себя изучить, должна демонстрировать свои достоинства, красоту надо показывать. Особенно грудь, вот это грудь! Ты даже не представляешь, на что готовы женщины ради такой груди. А ты ее скрываешь, стыдишься своих сисек, запираешь их на ключ. Гляди, как надо!” — Пока я опускала юбку, она засунула мне руку в вырез блузки, в одну чашку лифчика, потом в другую, и сделала так, чтобы грудь пышно и высоко вздымалась над вырезом. Виттория обрадовалась: “Видала? Мы красивые, Джанни, красивые и умные. Раз мы родились ладненькими, нужно этим пользоваться. Я хочу, чтобы ты устроилась даже получше Джулианы, ты заслуживаешь попасть на небеса, в самый рай, не то что твой отец, он человек приземленный, хотя и расхаживает, задрав нос. Но помни: вот этим… — она на секунду нежно коснулась моей промежности, — …этим надо дорожить, я тебе сколько раз говорила. Прежде чем давать, хорошо оцени «за» и «против», иначе в жизни ты ничего не добьешься. И вообще, послушай меня: если я узнаю, что ты дала неизвестно кому, я все расскажу отцу, мы вместе тебя поколотим. А теперь стой, — на этот раз она сама залезла в мою сумочку, достала браслет и надела мне на руку. — Видишь, как тебе идет, видишь, насколько с ним лучше?”
В это мгновение в глубине зеркала появился Коррадо.
— Привет, — сказал он.
Виттория обернулась, я тоже. Обмахиваясь рукой, словно веером, она спросила у Коррадо:
— Красивая у нас Джаннина, правда?
— Очень.
Я несколько раз попросила Витторию передать Джулиане привет от меня, сказать, что я ее люблю и что ей не стоит тревожиться, все сложится хорошо. Потом я пошла к дверям, ожидая, что Коррадо предложит: “Я тебя провожу”. Однако он продолжал молча слоняться по квартире. Тогда я попросила:
— Корра, проводишь меня на автобус?
— Давай, проводи ее, — велела Виттория, и он неохотно поплелся за мной вниз по лестнице, по улице, под изнуряющим солнцем.
— Что с тобой? — спросила я.
Он пожал плечами, что-то проворчал, потом уже разборчивее сказал, что ему одиноко. Тонино уехал, Джулиана скоро выходит замуж, Виттория переезжает в Позиллипо, а это как переехать в другой город.
— Ну, а я как последний дурак буду сидеть дома с мамой, которая еще худшая дура, — сказал он.
— Ты тоже уезжай.
— Куда? Кому я нужен? Да и не хочу я никуда уезжать. Где родился, там и пригодился.
Он попытался мне объяснить. Сказал, что всегда чувствовал себя защищенным рядом с Тонино, с Джулианой, а главное — рядом с Витторией. Добавил тихо: “Джанни, я — как моя мать: мы все терпим, потому что сами ни на что не способны, ничего не значим. Только знаешь что? Как только Виттория уедет, я уберу из кухни папину фотографию, видеть ее не могу, она меня пугает, я знаю, что мать будет не против”.
Я сказала, что это правильно, а еще сказала, что не стоит обманываться. Виттория уезжает не навсегда, она вернется и будет возвращаться снова и снова, ей будет все хуже и ее будет все тяжелее выносить.
— Лучше бы тебе уехать к Тонино, — посоветовала я.
— Мы с ним не ладим.
— Тонино научился сопротивляться.
— А я нет.
— Я, наверное, поеду в Венецию, повидаю его.
— Молодец, передай ему привет, скажи, что он думает только о себе, что ему наплевать на маму, на Джулиану и на меня.