— Жуть какая-то. У него изо рта воняло, как из сточной канавы, и он все время шептал всякие гадости.
— Зато ты удовлетворила любопытство.
— Это да.
— А теперь успокойся и постарайся не портить себе жизнь.
— И как же мне успокоиться?
Я предложила ей вместе съездить в Турин, в Венецию. Она ответила, что предпочитает другой город — Рим. Я настаивала на Венеции, догадавшись, что проблема не в самом городе, а в Тонино. Оказалось, Анджела рассказала Иде о пощечине, о том, что Тонино до того разъярился, что сам не понимал, что творит. “Он ударил мою сестру”, — сказала Ида. “Да, — ответила я, — но главное — он все-таки старается вести себя, как надо”.
— С моей сестрой у него не особо получилось.
— Ну, он старался куда больше ее.
— Ты решила потерять девственность с Тонино?
— Нет.
— Можно я подумаю, а потом отвечу?
— Да.
— Я хочу уехать туда, где мне будет хорошо и где я смогу писать.
— Ты хочешь описать свое приключение с садовником?
— Я уже это сделала, но тебе читать не стану: ты еще девственница, прочитаешь — и у тебя пропадет всякое желание заниматься этим.
— Тогда почитай что-нибудь еще.
— Серьезно?
— Да.
— Есть одна история, которую я давно хочу тебе прочитать.
Она порылась в сумке, достала тетрадки и отдельные листочки. Выбрала тетрадь с красной обложкой, нашла то, что искала. Несколько страничек, история про неосуществленное желание. У двух сестер была подруга, которая часто у них ночевала. Она больше дружила со старшей, а не с младшей. Старшая обычно ждала, пока младшая уснет, чтобы перейти в постель к подруге и проспать ночь вместе с ней. Младшая боролась со сном, ей было обидно, что старшие ее не берут в свои игры, но в конце концов она засыпала. Но однажды она притворилась, что спит, и, лежа в тишине, слушала, как они шепчутся и целуются. С тех пор она всегда притворялась, чтобы подсматривать за ними, а когда старшие наконец-то засыпали, тихонько плакала: ей казалось, что никто ее не любит.
Ида читала без чувства, быстро, но четко произнося слова. Она ни разу не оторвала глаз от тетрадки, не взглянула на меня. В конце она расплакалась — точь-в-точь, как несчастная героиня рассказа.
Я достала платок и вытерла ей слезы. А потом поцеловала в губы, хотя в нескольких метрах от нас прогуливались две мамаши: они толкали коляски и болтали.
На следующее утро, даже не позвонив заранее, я направилась к Маргерите, взяв с собой браслет. Дом Виттории я осторожно обошла стороной: во-первых, мне хотелось увидеться с Джулианой наедине, во-вторых, после того как Виттория неожиданно и, разумеется, не надолго помирилась с отцом, я больше не испытывала к ней ни малейшего интереса. Но все оказалось зря, дверь мне открыла тетя, словно это была не квартира Маргериты, а ее собственная. Встретила она меня в печальном и незлобном расположении духа. Джулианы не было, Маргерита пошла с ней к врачу. Виттория убиралась на кухне.
— Заходи, заходи! — сказала она. — Какая ты красивая! Побудь со мной.
— Как дела у Джулианы?
— У нее что-то не то с волосами.
— Я знаю.
— Я знаю, что ты знаешь, а еще я знаю, что ты ей помогала и все делала правильно. Молодчина! И Джулиана, и Роберто очень тебя любят. Я тоже тебя люблю. Раз ты такая уродилась у отца, значит, он не то полное дерьмо, каким кажется.
— Папа мне сказал, что у тебя новая работа.
Виттория стояла у мойки, фотография Энцо с горящей лампадкой висела у нее за спиной. Впервые с тех пор, как я с ней познакомилась, у нее в глазах промелькнула растерянность.
— Да, очень хорошая.
— Ты переезжаешь в Позиллипо.
— Ну да.
— Я очень рада.
— А мне немного жаль. Придется расстаться с Маргеритой, Коррадо, Джулианой. Тонино я уже потеряла. Иногда я думаю, что твой отец нарочно нашел мне эту работу. Он хочет, чтобы мне было плохо.
Я рассмеялась, но сразу же приняла серьезный вид.
— Возможно, — сказала я.
— Ты так не думаешь?
— Я думаю: от отца всего можно ожидать.
Она гневно взглянула на меня:
— Не смей так говорить об отце, не то я тебе врежу.
— Извини.
— Мне можно плохо о нем говорить, а тебе нет, ты его дочь.
— Ладно.
— Иди сюда, поцелуй меня. Я тебя люблю, хотя иногда ты меня бесишь.
Я чмокнула ее в щеку, порылась в своей сумке.
— Я принесла Джулиане браслет, он случайно оказался у меня.
Виттория остановила мою руку.
— Да ладно — случайно. Бери, я знаю, ты им дорожишь.
— Теперь он принадлежит Джулиане.
— Джулиане он не нравится, а тебе нравится.
— Зачем же ты ей его отдала, раз он ей не нравится?
Виттория неуверенно посмотрела на меня; казалось, она не совсем поняла мой вопрос.
— Ты ревнуешь?
— Нет.
— Я его отдала, потому что видела: она нервничает. Но браслет твой с тех пор, как ты родилась.
— Но ведь этот браслет не для маленькой девочки. Почему ты не оставила его себе? Могла бы надевать в церковь по воскресеньям.
Виттория ехидно посмотрела на меня и воскликнула: