Лживая взрослая жизнь

Ида ждала, что ее похвалят, но тетя сказала только: “Сожалеешь, значит? Мда…” Мне показалось, что она несправедлива к моей подруге, Ида была самая маленькая, но очень сообразительная, она прочитала кучу умных книжек, ее замечание мне понравилось. Поэтому я пару раз повторила “грешным делом, грешным делом.”, чтобы Виттория получше расслышала — “грешным делом, грешным делом”. Мне было все тревожнее, сама не знаю, почему. Наверное, я думала о том, что внезапно все стало таким хрупким — не когда отец сказал обидные слова о моем лице, а еще раньше, когда у меня начались месячные, набухла грудь, а может, и того раньше, кто знает. Я придала слишком большое значение ранившим меня словам, слишком большое значение тете, вот бы опять стать маленькой, вот бы мне опять было шесть, семь или восемь лет, или еще меньше, вот бы стереть всю цепочку событий, которая привела меня к увиденной под столом картине, к этому драндулету, в котором мы мчались, то и дело рискуя столкнуться с другой машиной или съехать в кювет, — вдруг через несколько мгновений я умру или буду тяжело ранена, потеряю руку или ногу или на всю жизнь ослепну.

— Куда мы едем? — спросила я, понимая, что нарушаю правила: до этого я только однажды осмелилась задать подобный вопрос, и Виттория сердито буркнула: “Мне лучше знать”. Однако на сей раз она охотно ответила. Глядя не на меня, а на Анджелу и Иду в зеркало заднего вида, она сказала:

— В церковь.

— Но мы не знаем молитв, — предупредила я.

— Плохо, придется выучить, пригодятся в жизни.

— Но сейчас-то мы их не знаем.

— То, что сейчас, — неважно. Мы сейчас не молиться едем, мы едем на приходскую ярмарку. Раз не умеете молиться, наверняка умеете торговать.

— Да! — воскликнула довольная Ида. — У меня хорошо получается.

Я почувствовала облегчение.

— Это ты все устроила? — спросила я Витторию.

— Все устроил приход, особенно мои дети.

Впервые в моем присутствии она назвала своими детей Маргериты и сделала это с гордостью.

— Коррадо тоже?

— Коррадо — редкий говнюк, но он будет делать то, что я говорю. Иначе я ему ноги переломаю.

— А Тонино?

— Тонино хороший парень.

Анджела не сдержалась и завизжала от восторга.

5

Я редко заходила в церкви, только когда отец показывал мне особенно красивые. Он говорил, что неаполитанские церкви изящные, в них много произведений искусства, плохо, что о них совсем не заботятся. Однажды — кажется, мы были в Сан-Лоренцо, я точно не помню — он отругал меня за то, что я бегала по нефам, а потом, потеряв его из виду, от страха начала громко кричать. Он объяснял, что те, кто не верит в Бога, как мы с ним, из уважения к верующим все равно должны вести себя воспитанно: можно не мочить пальцы в святой воде, не осенять себя крестным знамением, но нужно снимать головной убор даже в холодное время года и говорить негромко, а еще нельзя закуривать или входить в храм с сигаретой. Однако Виттория, не выпуская изо рта непотушенную сигарету, потащила нас в серо-белую снаружи и темную внутри церковь, громко приказав: “Перекреститесь!” Мы не послушались, и тогда, заметив это, она по очереди — Ида первая, я последняя — стала брать нас за правые руки и подносить их к нашим лбам, груди и плечам, сердито повторяя: “Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа”. Затем, в еще более мрачном настроении, она поволокла нас по почти не освещенному центральному нефу, ворча: “Из-за вас я опоздала”. Оказавшись перед дверью, ручка которой блестела неестественно ярко, она открыла ее, не постучавшись, а потом закрыла за собой, оставив нас в одиночестве.

— Твоя тетя вовсе не милая, а еще она некрасивая, — прошептала мне Ида.

— Неправда.

— Правда, — сурово подтвердила Анджела.

Я чувствовала, что сейчас разревусь, я с трудом сдерживала слезы.

— Она говорит, что мы очень похожи.

— Да ты что, — сказала Анджела, — разве можно сказать, что ты некрасивая или не милая?

Ида уточнила:

— Бываешь иногда, но недолго.

Виттория появилась в компании молодого человека — невысокого, с приветливым, добрым лицом. На нем был черный пуловер, серые брюки, на кожаном шнурке висел деревянный крест без фигуры Христа.

— Это Джаннина, а это ее подружки, — сказала тетя.

— Джакомо, — представился молодой человек; у него был приятный голос, без диалектных ноток.

— Дон Джакомо, — сердито поправила его Виттория.

— Ты священник? — спросила Ида.

— Да.

— А мы не знаем молитв.

— Ну и что. Молиться можно и без молитв.

Мне стало любопытно:

— Это как?

— Главное — быть искренним. Соединяешь ладони и говоришь: “Господи, прошу, защити меня, помоги мне” и так далее.

— А молятся только в церкви?

— Молятся везде.

— И Бог исполнит твое желание, даже если ты ничего о нем не знаешь, даже если ты не веришь, что он существует?

— Бог всех слышит, — ласково ответил священник.

— Не может быть, — возразила Ида, — в таком шуме он ничего не разберет.