Лживая взрослая жизнь

Мы ели в залитой солнцем кухне, мебель и кухонная техника сверкали. Мы втроем начали шутить, на меня напал смех, Костанца глядела на нас с облегчением. Следы слез на ее лице исчезли, она была настолько любезна, что больше ухаживала за мной, чем за дочерьми. Потом она стала корить их за то, что, увлекшись, они слишком подробно рассказывали о своем путешествии в Лондон с дедушкой и бабушкой и не давали мне вставить ни слова. Она все время тепло смотрела на меня, пару раз шепнула мне на ухо: “Как я рада, что ты здесь, у нас, какая ты стала хорошенькая”. Что ей нужно? — думала я. Вдруг она хочет отнять у мамы и меня, хочет, чтобы я переехала в этот дом? Я буду против? Нет, наверное, нет. Дом просторный, светлый, удобный. Наверняка мне было бы здесь хорошо, если бы только отец не спал, не ел, не ходил в ванную в этом доме так же, как он проделывал это, когда жил с нами на виа Сан-Джакомо-деи-Капри. Это и было главным препятствием. Он жил здесь, его присутствие исключало для меня возможность поселиться тут, восстановить отношения с Анджелой и Идой, есть то, что готовила молчаливая, прилежная служанка Костанцы. Больше всего я боялась — неожиданно я это поняла, — что отец вернется неизвестно откуда с набитой книжками сумкой, поцелует в губы новую жену, как всегда целовал прежнюю, признается, что очень устал, но все равно начнет шутить с нами, притворится, что любит нас, усадит Иду себе на колени и поможет ей задуть свечки, споет “С днем рождения тебя!”, а потом, внезапно став холодным, уйдет в другую комнату, в свой новый кабинет — такой же, какой был у него на виа Сан-Джакомо-деи-Капри, и закроется там, а Костанца объявит, как всегда объявляла мама: говорите тише, пожалуйста, не мешайте Андреа, он работает.

— Что с тобой? — спросила Костанца. — Ты побледнела. Что-то не так?

— Мама, — недовольно сказала Анджела, — может, ты оставишь нас в покое?

7

Мы провели день втроем; Анджела почти все время рассказывала о Тонино. Она старалась меня убедить, что очень им дорожит. Тонино, по ее словам, говорил мало и не слишком живо, но зато всегда о важных вещах. Он выполнял все ее желания, потому что любил, но никому не позволял собой командовать. Тонино каждый день заезжал за ней в лицей — высокий, кудрявый, она сразу его замечала, потому что он был невероятно красивый, широкоплечий, мускулы угадывались даже под курткой. У Тонино был диплом техника-землемера, он уже подрабатывал и строил большие планы: тайно, не говоря даже матери, сестре и брату, он изучал архитектуру. Тонино был очень дружен с Роберто, женихом Джулианы, хотя они были совсем разными: Анджела познакомилась с ним, когда они все вместе отправились в пиццерию, и — какое разочарование! — Роберто оказался самым обыкновенным, даже скучным, непонятно, за что такая красавица, как Джулиана, так его любит и за что Тонино, который был куда красивее и умнее Роберто, так его уважает.

Я сидела и слушала, но Анджела не убедила меня; наоборот, мне показалось, что разговор о женихе — всего лишь предлог, что она пытается доказать, будто, несмотря на расставание родителей, вполне счастлива. Я поинтересовалась:

— Почему ты не рассказала об этом своей маме?

— Причем тут мама?

— Она меня расспрашивала.

Анджела напряглась:

— Ты сказала ей, кто он, сказала, где мы познакомились?

— Нет.

— Ей ничего знать не надо.

— А Мариано?

— Тем более.

— Ты знаешь, что если мой отец увидит Тонино, он немедленно велит тебе его бросить?

— Твой отец мне никто, пусть лучше молчит, у него нет права указывать мне, что делать.

Ида энергично кивала головой, а потом решительно заявила:

— Наш отец Мариано, это точно известно. Но мы с сестрой решили, что теперь мы ничьи: мы даже нашу маму больше не считаем своей мамой.

Анджела понизила голос — мы всегда так делали, когда говорили о сексе и употребляли неприличные слова:

— Она шлюха, шлюха твоего отца.

Я сказала:

— Я сейчас читаю книжку про девочку, которая плюнула на фотографию отца, а потом ее подруга сделала то же самое.

Анджела спросила:

— Ты бы плюнула на фотографию своего отца?

— А ты? — спросила я в ответ.

— Я бы плюнула на мамину.

— А я нет, — заявила Ида.

Подумав, я сказала:

— Я бы на фотографию отца нассала.

У Анджелы это вызвало энтузиазм.

— Давай вместе.

— Если вы это сделаете, — сказала Ида, — я буду на вас смотреть, а потом про вас напишу.

— Что значит “напишешь про нас”? — поинтересовалась я.

— Напишу, как вы нассали на фотографию Андреа.

— Рассказ?

— Да.

Мне было приятно. То, что сестры жили у себя дома, как чужие, что они рвали родственную связь, как мечтала порвать ее я, мне очень понравилось, как понравилось и то, что они за словом в карман не лезли.

— Если тебе нравится сочинять такие истории, могу рассказать, что со мной случилось на самом деле, — предложила я.

— Это о чем? — спросила Анджела.

Я опять заговорила тише:

— Я еще худшая шлюха, чем ваша мама.

Мое откровение вызвало огромный интерес, Анджела и Ида стали настаивать, чтобы я все рассказала.

— У тебя есть парень? — спросила Ида.

— Чтобы быть шлюхой, парень не нужен. Шлюха занимается этим с кем попало.