Лживая взрослая жизнь

Мы отошли подальше от аллей и спрятались среди деревьев и кустарников, от которых пахло зеленой листвой. На этот раз он меня поцеловал, но у него был противный язык — толстый, шершавый, пытавшийся затолкнуть мой язык вглубь горла. Он поцеловал меня и погладил мне грудь, но как-то неловко, сжав ее слишком сильно. Сначала положил руку на джемпер, потом попытался просунуть ее в чашку лифчика, но без особого интереса — очень быстро устал. Продолжая меня целовать, он оставил в покое грудь, задрал мне юбку, с силой прижал ладонь к моей промежности и принялся ее тереть. Я пробормотала со смехом: “Прекрати”, повторять не пришлось, мне даже показалось, что Коррадо доволен тем, что его обязанности уже выполнены. Он оглянулся, расстегнул молнию и засунул мою руку к себе в штаны. Я попыталась оценить свои ощущения. Когда он трогал меня, мне было больно, неприятно, хотелось вернуться домой и лечь спать. Я решила, что лучше сделаю все сама: так можно было надеяться, что Коррадо ничего делать не станет. Я осторожно вытащила то, что уже держала в руке, и спросила Коррадо на ухо: “Хочешь, сделаю тебе минет?” Я знала только само слово и плохо себе представляла, что оно значит; прозвучало оно, во всяком случае, очень неестественно. Я воображала, что нужно с силой сосать, как сосет молоко голодный детеныш, или лизать. Я надеялась, что Коррадо объяснит мне, что делать; с другой стороны, это было лучше, чем ощущать во рту его шероховатый язык. Я была растеряна и не понимала, зачем я здесь, зачем собираюсь этим заниматься. Я не испытывала возбуждения, это не казалось занятной игрой, мне даже не было любопытно; от его раздувшейся и напряженной, словно затвердевшей, плоти противно пахло. В тревоге я оглянулась, надеясь, что с аллеи нас увидят — например, какая-нибудь мамаша, выведшая детей подышать воздухом, — и поднимут крик, начнут ругаться. Но этого не произошло, и, поскольку Коррадо молчал, более того — как мне показалось, — был несколько не в себе, я решилась не легкий поцелуй, легчайшее прикосновение губами. К счастью, этого хватило. Он немедленно спрятал свой член в штаны и захрипел. Потом мы гуляли по вилле Флоридиана, но мне было скучно. Коррадо уже не пытался меня смешить, теперь он рассуждал серьезно, сосредоточенно, стараясь говорить на итальянском, хотя мне больше нравился диалект. Прежде чем мы расстались, он сказал:

— Помнишь моего друга Розарио?

— Это у которого выпирают зубы?

— Да, с виду он страшный, но вообще-то парень он неплохой.

— Ну, не то чтобы страшный, в общем, так себе…

— В общем, я куда красивее.

— Ну.

— У него есть машина. Хочешь с нами прокатиться?

— Не знаю.

— Почему не знаешь?

— Если будет весело, то да.

— Тебе точно будет весело.

— Посмотрим, — сказала я.

11

Спустя несколько дней Коррадо позвонил мне, чтобы рассказать про тетю. Виттория велела передать мне слово в слово, что если я еще раз позволю себе ее поучать, как поучала в письме, она явится к нам домой и отхлещет меня по щекам в присутствии этой дуры, моей матери. Так что — посоветовал Коррадо — пожалуйста, отнеси ей браслет, она хочет его получить до воскресенья. Он ей нужен, она собирается его надеть на какой-то праздник в церкви.

Коррадо не только кратко передал мне послание Виттории, но и объяснил, как мы все устроим. Они с приятелем заедут за мной на машине и доставят в Пасконе. Я отдам тете браслет — “Мы остановимся на площади, Виттория не должна знать, что я заехал за тобой вместе с другом на его машине. Помнишь, как она рассвирепела? Скажешь ей, что приехала на автобусе. А потом мы отправимся развлекаться. Идет?”