Лживая взрослая жизнь

В те дни я была особенно нервной, плохо себя чувствовала, кашляла. Я казалась себе ужасной и хотела стать еще ужаснее. Уже довольно давно перед тем, как отправиться в лицей, я подолгу торчала перед зеркалом, одеваясь и причесываясь так, будто я чокнутая. Мне хотелось, чтобы люди от меня шарахались, да и сама я всячески демонстрировала, что мне хочется от них шарахаться. Все меня бесили — соседи, прохожие, одноклассники, учителя. Но больше всех бесила мама, которая не выпускала из рук сигарету, пила на ночь джин, ныла по поводу и без повода, и на лице у которой, как только я сообщала, что мне нужна какая-нибудь книжка или тетрадка, появлялось то ли встревоженное, то ли презрительное выражение. Но главное, меня бесило ее растущее преклонение перед всем, что говорил или делал отец, словно он и не обманывал ее пятнадцать лет, если не больше, с женщиной, которая была ее подругой и женой лучшего друга отца. В общем, мама выводила меня из себя. В последнее время я перестала прикидываться равнодушной и начала орать ей в лицо, нарочно смешивая итальянский с неаполитанским, что ей пора прекратить, пора наплевать на него: “Мам, сходи в кино, на танцы, он больше тебе не муж, считай, что он умер, теперь он живет у Костанцы, разве можно до сих пор заботиться о нем одном, думать только о нем?!” Я хотела показать маме, что презираю ее, что я не такая, как она, и никогда не стану такой. Поэтому однажды, когда позвонил отец и она опять послушно заблеяла “не беспокойся”, “я все сама сделаю”, я начала громко кричать, повторяя эти ее дурацкие фразочки и мешая их с ругательствами и непристойностями на диалекте, которые я толком не знала и потому выговаривала неправильно. Мама немедленно повесила трубку, чтобы бывший муж не услышал мои грубые вопли, пристально посмотрела на меня и ушла к себе, вероятно, заплакав. Так что сил у меня больше не было и я приняла приглашение Коррадо. Лучше встретиться с тетей и сделать минет Коррадо и его дружку, чем сидеть взаперти на виа Сан-Джакомо-деи-Капри и чувствовать себя в сумасшедшем доме.

Маме я сказала, что уезжаю с одноклассниками на экскурсию в Казерту. Я накрасилась, надела самую короткую юбку, облегающую кофточку с глубоким вырезом, засунула браслет в сумку — вдруг меня все же заставят его отдать — и ровно в девять утра помчалась вниз: у подъезда меня должен был встретить Коррадо. К огромному удивлению, я увидела, что меня ожидает желтый автомобиль неизвестной марки — отец не увлекался машинами, поэтому я в них не разбиралась; с виду он казался таким шикарным, что я пожалела о том, что поругалась с Анджелой и Идой, вот было бы здорово перед ними повыпендриваться. За рулем сидел Розарио, на заднем сиденье — Коррадо; обоих грело солнышко и обдувал ветерок — машина была без крыши, с открытым верхом.

Увидев, что я выхожу из подъезда, Коррадо радостно, как сумасшедший, замахал руками, но когда я попыталась сесть рядом с Розарио, заявил решительно:

— Ну нет, красавица, ты сядешь тут, со мной.

Я обиделась, я мечтала покрасоваться рядом с водителем, на котором были синий пиджак с золотыми пуговицами, голубая рубашка и красный галстук. Из-за одежды и гладко зачесанных назад волос он выглядел как сильный и опасный мужчина, да к тому же клыкастый. Я стала настаивать, примирительно улыбаясь:

— Спасибо, я сяду здесь.

Но Коррадо вдруг злобно произнес:

— Джанни, ты что, оглохла? Я сказал: немедленно садись сюда.

Я не привыкла к подобному тону, мне было страшно, но я все равно возразила:

— Составлю компанию Розарио, он ведь не твой водитель.

— Причем тут водитель или не водитель? Ты моя, значит, будешь сидеть рядом со мной.

— Я ничья, Корра, и вообще — хозяин машины — Розарио, где он скажет, там я и сяду.

Но Розарио не стал ничего говорить: он повернулся ко мне с лицом человека, который все время смеется, поразглядывал мою грудь, а потом постучал костяшками пальцев по соседнему сидению. Я быстро уселась, захлопнула дверцу; он рванул с места, нарочно взвизгнув колесами. Ура, у меня получилось — волосы развевались на ветру, солнце в этот прекрасный воскресный день светило прямо в лицо; я расслабилась. Розарио отлично водил, он легко брал то левее, то правее, будто чемпион по гонкам, мне было совсем не страшно.

— Эта машина твоя?

— Да.

— Ты богатый?

— Да.

— Поехали потом в Парк памяти[9]?

— Куда захочешь, туда и поедем.

Коррадо сразу вмешался, вытянув руку и сжав мне плечо:

— Только делай так, как я говорю.

Розарио посмотрел в зеркальце заднего вида:

— Корра, успокойся. Джаннина поступит так, как захочет.

— Сам успокойся, это я ее пригласил.

— Ну и что? — вмешалась я, сбрасывая его руку.

— Не лезь, я с Розарио разговариваю.