Лживые боги. Интеллигентная тьма (СИ)

Озеро обожгло холодом гораздо позже, чем под водой облик его взвился волной, рябью, пузырями – я пыталась тщетно оттолкнуть их руками, дабы видеть, как всадник поворачивается спиной и покидает берег, как меняется мир, завертевшийся вокруг него, зависящий от того, кто взошел в памяти воплощением тепла, жизнелюбия и мудрости. Во имя и вопреки. Всегда поддержка и слова Винсента придавали мне сил, даже когда время забирало у Элен несущие столпы: свободу, брата, отца, дом, … его самого. А в мыслях и памяти Скинград, Элеонора, еще юная девочка, виноградники – она плакала вместо меня, где-то, умываясь слезами скорби, пока росла миледи Бертран, пока в забвении и унижении томилась, убивала, сбегала и убивала вновь, пока не наступила ночь в месяц Последнего Зерна и властная рука не подарила спасение, вытягивая из сна, а потом долгожданный «дом», новый, даже счастливый? и воспоминания, больнее, мучительнее, ибо он сам посмел проникнуть в сердце заботой, улыбкой, смехом, объятьями, чтобы уйти, когда я боролась с обволакивающим удушьем, тянущем ко дну, и тяжким грузом, и темнотой.

Но я жила. Всё ещё, и жизнь моя принадлежала Матери, как бы я ни хотела, чтобы было иначе – пустота взывала, складывая заново волю, отрезвляя – еще не пришло время Душителя, избранной Ситиса возлюбленным сыном. Мышцы сводило судорогой, но я боролась с напористой толщей, выстраивая в струну тело, отталкиваясь, дабы достичь лика Массера в изрезанных пресноводьем глазах, сделать последний взмах. И гул обогатился свистом ветра, столь ледяного теперь, до стука сжимаемых челюстей и тремора согнутых локтей и пальцев, врывшихся в песок и глину, недостаточно сильных, чтобы вытянуть разом тело, заваливая в изнеможение на предплечья, осыпанные черными прядями. «Живи, дорогая Элен? Зачем ты писал мне это?! Просил жить?! Зачем оставил амулет?! Чтобы я стала погибели хранилищем?! Или ты надеялся, что я примкну к тебе?! Нет… Ты требовал оставить её. Требовал уйти. Ты предал меня! Предал нас! Получается, Гассилдор прав?! Получается, в мире имеет значение лишь сделка?! Но ведь я смогла тогда выбрать только тебя…»

- Я НЕ ПОЗВОЛЮ ТЕБЕ СДЕЛАТЬ ЭТОГО! СЛЫШИШЬ?! Я ТОЖЕ ПОЙДУ ДО КОНЦА! Я НЕ ПОЗВОЛЮ!!! ААААААААААААААААА!!!

Кашляла, в надрыве, крича, перебиваясь в какой-то вой, хриплое вбирание воздуха, избивая землю, оставляя вмятины, в глухоте, переползая дальше от воды, шока – ребро не успело исцелиться, разливаясь волнами, и зубы будто широко и беззвучно разжало распорками. Я завалилась на плечо в бешеной боли и холоде. «Гассилдор. Свитки. Мелисандра. Логово» Уговаривала тьму, пока не шептала на коленях в беспамятстве. «Я тоже…»

- Я поняла тебя, … Матушка. Позволь мне окрепнуть. Благослови меня… болью.

Хлопанье, что похоже на крылья – словно сон в небе знаменем черная ткань, медленно опускалась. Такая горячая, как и кожа владельца. Когда он пришел, когда Люсьен оказался рядом, я не знаю. Помню только чуть прояснившийся опустившийся силуэт, водопад, коня, взрывающего землю, песчинки под ногтями, далеких звезд сияние застывших туманностей, расторопные касания уведомителя, узнающего дыхание неподвижного тела, безмолвное сожаление своё, голос и вопрос.

- Кто это был?! Элеонора! – Он пытался дозваться, цепляясь взглядом за холмы на горизонте. – Элеонора!

- Благородное… чудовище, – плавно повернула голову я, выговаривая. – Не посчитало глупую девчонку соперником…

– Еще ничего не кончено! Приди в себя! – Люсьен подхватил меня в подмышки, опирая на руки, оттаскивая все дальше от воды, пока я вставала, распрямляясь, и он обретал спокойствие и свойственный и верный спикеру, уверенный, но слегка облегченный тон, глубокий, переводящий дух недавней погони, в сосредоточенное, бесчувственное лицо, не способное к благодарности. – Ситис протянул свою длань – тебе повезло…

- Да… Я знаю, – сжимала я края робы на груди, чтобы в один момент разом скинуть её, возвращая, сначала под несколько удивленный, потом насмешливый в одобрении взгляд.

Знаю. Такая Душитель была ему по нраву. Та, что тут же оправляла скрипучие доспехи и оружия крепления, покачиваясь и западая на ногу, но шла, ухватившаяся за старые раны, зачесывающая ломаными движениями волосы, но выходила вперед, чтобы призвать Тенегрива, взобравшись неуклюже, смело, в гордости согласия кивка. И конь подогнул слегка ноги, чтобы я оказалась в седле, ненадежно держась, отжимаясь от шеи животного, однако двигаясь, существуя, исполняя волю, иначе старания напрасны, как и жизнь моя. Если бы Люсьен только знал, – ради этого Элеоноре Бертран требовалось медленно умирать.

- Легион отбился от шайки. И, кажется, она была единственной. Среди вампиров разлад, – поразил наставник, захлестывая поводьями в рысь и клоня в догадках головой, пока не возобновил наш путь. – Отправляемся за Улимаром. Что-то не сходится. Благородный здесь не просто так… Я охочусь за ним…