Чтобы занять чем-нибудь руки, дрожавшие от едва сдерживаемой злости, Уинифред крепко стиснула пальцами узелок бечевки. Ей хотелось схватить кипу бумаг обеими руками и вышвырнуть ее в окно.
Миллард, гнусный старик, что-то скрывает. Неспроста он вылез из своей норы точно в тот момент, когда Дарлинг почти что развязал язык. Еще и упомянул его имя.
Уинифред откинулась на спинку кресла и попыталась перевести дыхание, но воздух мерзким сухим комом застревал у нее в горле. Она все испортила своими резкими вопросами. Она должна была работать на Дарлинга, стать его правой рукой… А не копать под него.
Что-то очень похожее на стыд кольнуло Уинифред. Разумеется, как всякий хороший шпион, она должна была узнать хоть что-нибудь о своем нанимателе. Но разве того, что рассказал ей Дарлинг, недостаточно?
Дарлинги были богаты и вращались в высшем свете. Теодор – единственный наследник, который провел добрую часть жизни в хартфордширском захолустье. Пусть он и не раскрывает своих истинных намерений и причину, по которой хочет сжить мистера Уоррена со свету, – разве это так уж важно, если она желает точно того же?
Уинифред настолько привыкла к тому, что с Дарлингом можно не притворяться, что стоило ей соврать, как все пошло прахом. А то, что он тоже ей солгал, окончательно вывело ее из себя. Теперь она не была уверена ни в чем, что говорил ей Дарлинг, – если он обманул насчет портрета, то мог солгать и обо всем остальном. Сейчас они доверяли друг другу еще меньше, чем вначале, и это было виной Уинифред.
Вместо печали она почувствовала злость на саму себя. Пусть Дарлинг и пустоголовый идиот, но раз он ей доверился, обращается с ней как с равной, то она сделает все, чтобы принести ему голову Уоррена на блюдечке.
Подтянув к себе поближе бумаги, Уинифред выглянула в окно. Они уже въехали в Сохо. «Рассвет» находился за поворотом возле кирпично-красного дома. Она торопливо постучала по крыше экипажа. Если кто-нибудь из людей Уоррена увидит, как она выбирается из роскошной кареты Дарлинга, беды точно не миновать.
Кучер помог ей спуститься, и Уинифред обогнула дом, прижимая к груди кипу подделок. «Рассвет» был ничем не примечателен: аляповатая темно-зеленая дверь с декоративной ручкой посередине, кирпичные стены, маленькие окна с деревянными рамами. В Сохо все здания походили друг на друга, так что она совсем не исключала, что какой-нибудь гость может однажды забрести в их публичный дом по ошибке, наивно полагая, что стучится в дверь гостиницы, кабака или местного театра.
Уинифред, как и другие люди Уоррена, обычно заходила в «Рассвет» с черного хода. Едва успев увернуться от чуть не сбившего ее кеба, из которого доносился оглушительный хохот, она обогнула дом, поднялась по боковой лестнице и толкнула дверь. Обычно под ступеньками курили местные пьяницы и слуги Уоррена, с отвратительным смехом заглядывающие проституткам под юбки, но сегодня Уинифред повезло – было пусто.
На входе она столкнулась с Рози, работницей «Рассвета». Внешне они с Уинифред были похожи: обе белокурые, среднего роста, с одинакового оттенка синими глазами. Но лицо у Рози было шире, брови уже, а цвет лица светлее и болезненнее. К тому же Уоррен запрещал ей открывать рот и улыбаться клиентам, потому что почти все нижние зубы у нее почернели и сгнили. Рози недружелюбно сверкнула на Уинифред глазами и, не обратив внимания на бумаги в ее руках, буркнула под нос приветствие. Как и другие девочки «Рассвета», она недолюбливала Уинифред, но Рози казалась ей самой приятной из всех. Хотя, конечно, не настолько, чтобы водить с ней дружбу.
Уинифред знала, что кабинет Уоррена закрыт, а отмычками его замок не вскрыть. Но, к счастью, у нее был запасной ключ. Мистер Уоррен доверял ей и часто давал поручение забрать или принести что-нибудь, пока его нет в «Рассвете». Уинифред быстро поднялась за ключом в свою комнату, отперла дверь кабинета и вошла, никем не замеченная.
Ее окутала привычная тихая темнота. Свечи были потушены, а единственная лампа стояла на нижней полке в шкафу – Уоррен почти никогда ею не пользовался. Заперев дверь на ключ и поставив пачку бумаг на пол, она на ощупь нашла на столе свечу и коробок спичек, прищурилась и зажгла свет. Когда зрение приспособилось к тусклому освещению, она зажгла еще одну свечу и водрузила бумаги на стол. Жалобно звякнула коробочка с набивным табаком.
Дальше дело оставалось за малым. Все договоры, контракты и ценные бумаги хранились в шкафу, на полке, под замком. Уоррен никогда не рассказывал ей об этом, но это было единственное хранилище в его кабинете, запертое на ключ.
Как-то раз, когда он был в отъезде, Уинифред забралась в кабинет и подобрала отмычку, а найдя бумаги, испугалась и тут же сунула их обратно, будто ничего и не было. Она могла забрать свой контракт в тот же вечер, разорвать его в клочки и сбежать, но струсила. Она была много младше, много глупее и много больше нуждалась в чьей-либо защите, пусть даже это была защита Уоррена.