Лживый брак

– В отредактированной версии, которую я читал онлайн, ничего не было, но в полной такие важные сведения наверняка присутствуют. Так, ты продолжай трудиться над этим. – Он указывает на бумаги, лежащие у меня на коленях, а сам выбирается из кресла. – А я пойду посмотрю, что мне удастся выведать у нашей приветливой дамы-офицера.

Я наблюдаю, как он идет через вестибюль к столу запросов с таким беззаботным видом, словно он на воскресной прогулке, и чувствую, как в груди у меня начинает щемить от любви к брату. Дэйв бросил все, чтобы полететь со мной в Сиэтл. Он оставил работу, мужа, привычную жизнь, чтобы колесить со мной по этому странному городу, поддерживать меня каждый раз, когда новости об Уилле сбивают меня с ног. Не знаю, смогу ли когда-нибудь отплатить ему за все, что он для меня сделал.

Словно почувствовав, что я за ним наблюдаю, он оборачивается и делает движение рукой, как будто пишет в воздухе. Я улыбаюсь, посылаю ему воздушный поцелуй и берусь за бумаги.

Я приступаю к заполнению второй страницы, когда в сумке звонит телефон. Хватаю ее и начинаю рыться в поисках аппарата. После незаконченной переписки с обладателем скрытого номера мы с Дэйвом договорились, что телефон всегда должен находиться у меня под рукой в режиме максимальной громкости. Кто бы ни был этот отправитель, он, вероятно, жил в Рейнир-Виста, когда случился пожар, и, похоже, имеет совершенно иной взгляд на события, нежели старик и тренер Миллер. Маньяк это или нет, я намерена поговорить с ним. Я хочу выяснить, что ему известно. И потому я чувствую чуть ли не разочарование, увидев на дисплее имя отца.

– Привет, моя хорошая, – говорит он в своей спокойной манере, и я зажимаю другое ухо пальцем, чтобы лучше слышать его. – Как там у вас дела? Где вы?

– В полиции. Не волнуйся, нас не арестовали. Мы тут, чтобы запросить старый полицейский отчет. По телефону это долго рассказывать, но, если в двух словах, мой муж был совсем другим человеком, когда жил здесь. О, и, кажется, у меня теперь есть свекор.

– Хмм, будь я проклят. Ты с ним виделась?

Сдержанность всегда была отличительной чертой моего отца, и я не могу сдержать улыбку.

– Ну, в общем, да. И чувствует он себя не очень. У него Альцгеймер, а дом престарелых, в котором он находится, просто кошмар. Остальное расскажу потом. – Разговаривая, я смотрю в окно, за которым пешеходы неторопливо идут по своим делам, словно на улице не моросящий дождь, а солнце. – Ладно, ты позвонил поболтать или по делу?

– Я звоню, потому что твоя мама пристает ко мне, чтобы я выяснил, когда вы возвращаетесь, а еще для тебя есть несколько сообщений.

– А почему мама сама мне не позвонит и не спросит?

– Ну, ты же ее знаешь. Она не хочет быть назойливой.

– Поэтому она пристает к тебе.

– Я же говорю, ты знаешь свою маму. – Я смеюсь, а он продолжает: – У тебя есть под рукой ручка и бумага?

Я нахожу на дне сумки старый рецепт.

– Давай!

– Так, посмотрим… – В трубке раздается шуршание, и я представляю, как отец цепляет на нос очки и листает блокнот. – Клэр Мастерс из Лейк-Форест звонила узнать, как дела, а также Элизабет, Лиза и Кристи, они беспокоятся, что ничего не слышали о тебе со дня поминальной службы. Я полагаю, у тебя есть их телефоны?

– Да. Я напишу им попозже.

– Уверен, они будут рады получить от тебя весточку. Лесли Томас просила передать, что она сожалеет и что, если ты позвонишь ей, она назовет тебе имя, которое тебя заинтересует. Что-то про официантку на холостяцкой вечеринке. Ты понимаешь, о чем она?

– К сожалению, да. Она оставила свой номер?

Отец диктует мне номер, а потом переходит к следующему сообщению:

– Звонил Эван Шеффилд, выразил сожаление, что не видел тебя на встрече друзей и родственников, и хотел убедиться, что ты получаешь уведомления. Мне он показался заслуживающим доверия. Надеюсь, ты не возражаешь, но я дал ему адрес твоей электронной почты.

– Все в порядке. Я обещала дать ему его на церемонии, а потом совсем об этом забыла.

– А еще сегодня заходил человек, назвавшийся Корбаном Хейзом. Мне показалось, он хорошо знает тебя и Уилла.

– Так и есть. Я разговаривала с ним на церемонии. Помнишь? Он друг Уилла по спортзалу.

– Он так и сказал. Еще он принес коробку с вещами. Пара книг, которые он брал у Уилла, несколько фотографий, футболка с забега, в котором они вместе участвовали, и все такое. Он сказал, что хочет, чтобы эти вещи хранились у тебя.

– Очень мило с его стороны, – отвечаю я, и тут мне в голову приходит кое-что еще. – А ты кому-нибудь говорил, что я в Сиэтле?

Не то чтобы я думаю, будто кто-то из звонивших, за исключением Лесли Томас, шлет мне эсэмэски со скрытого номера, но спросить все же стоит. Если отец рассказывает всем, кто звонит или заходит, о том, где я нахожусь, круг подозреваемых становится шире.

– Нет, не думаю. А что?

– Вспомни, пап. Это важно.

Он замолкает, но всего лишь на пару секунд.

– Нет, я совершенно уверен, что не говорил ничего, кроме того, что ты на несколько дней уехала из города и что мы с мамой присматриваем за домом. А теперь объясни, пожалуйста, почему ты спрашиваешь?