Лживый брак

Мы приземлились чуть больше часа назад, но после таблетки, которую мне дал Дэйв, у меня болит голова и все еще мучает слабость. Но главное ждет меня наверху на столике в ванной. Кольцо Уилла – словно его живое присутствие в этом доме – манит меня, как кота бекон. Меня ждет миллион дел, нужно перезвонить множеству людей, но я могу думать только об этом кольце.

Я сооружаю на лице некое подобие улыбки:

– Привет, мам.

Она бросает тревожный взгляд на Дэйва, который помогает мне подняться по ступенькам. Мне не надо оборачиваться, чтобы понять, что он жестом просит ее сделать шаг назад и дать мне пройти. Явное разочарование, которое я читаю в ее взгляде, трогает меня, и в памяти всплывает недавнее Рождество, когда, немного перебрав эгг-нога, она призналась, что иногда чувствует себя по отношению ко мне и к Дэйву как отвергнутый любовник, такую зависть вызывают у нее наши отношения. И теперь у нее на лице то же самое выражение. Я поднимаюсь на крыльцо и попадаю в ее медвежьи объятия, ее трясет, и я знаю, что это потому, что она очень расстроена. Моя мама по натуре «решала», а моя жизнь в последние дни превратилась в трагедию, с которой она не в состоянии справиться.

– Моя милая, милая детка, – шепчет она мне в волосы.

Я высвобождаюсь из ее объятий, и она ведет меня в холл, где в пижамах нас встречают папа и Джеймс. Отец слегка приобнимает меня одной рукой, Джеймс же бросается к Дэйву и сжимает его в объятиях так, будто их разлука длилась три месяца, а не три дня. Я смотрю на это и будто чувствую удар в солнечное сплетение. Теперь так будет всегда? Я буду испытывать горечь, злость и зависть каждый раз при виде целующейся пары? Подавляю неприятное чувство и даю себе молчаливую клятву. Мое горе не заставит меня завидовать кому бы то ни было, и в последнюю очередь Дэйву и его счастью.

– Завтрак будет готов через пятнадцать минут, – говорит мама.

У меня не хватает духа сказать ей, что в самолете я съела черствый сэндвич с яйцом. Я подхватываю сумку с пола, куда ее бросил Дэйв, и иду наверх.

– Пойду быстро приму душ. Если к тому времени не вернусь, начинайте без меня.

Она обеспокоенно кивает в ответ.

Я тащу мое отяжелевшее тело вверх по лестнице, а потом по коридору в спальню, на ходу замечая, что мама успела тут похозяйничать. Деревянные детали блестят, окна сверкают, и даже постельное белье постирано и кровати заправлены тщательнее, чем в больничной палате. Я сбрасываю все на пол и провожу пальцем по одеялу, вдыхая пьянящий аромат моих любимых цветов, лилий сорта «Старгейзер», вазы и кувшины с которыми стоят тут повсюду. На обеих прикроватных тумбочках, на столике для еды перед телевизором, на табурете рядом с креслом у окна. Должно быть, она потратила на цветы целое состояние.

В ванной на моем туалетном столике лежит конверт, похожий на кусок криптонита. Я медленно подхожу, запускаю трясущиеся пальцы в пухлый конверт и шарю в нем, пока не нащупываю прохладный гладкий металл.

Я узнаю кольцо Уилла прежде, чем вытаскиваю его из конверта. Я узнаю его по чеканной поверхности, по тяжести и толщине металла, по тому, как легко оно надевается на мой большой палец и обхватывает его точно посредине между основанием и суставом. У меня перехватывает дыхание, когда я читаю выгравированную на кольце надпись, крошечные буковки, за то, чтобы выгравировать которые ювелир в Бакхеде запросил с меня баснословную цену: «Моему самому любимому человеку. Айрис».

Новый приступ щемящей тоски ударяет меня прямо в сердце, я поправляю кольцо на пальце, включаю душ и становлюсь под него прямо в одежде. Я думаю о том дне, когда надела кольцо на палец Уилла, о том, как от обуревавших меня эмоций перехватывало горло, когда мы обменивались клятвами, как он кружил меня после церемонии до тех пор, пока мне не стало казаться, что мое сердце сейчас разорвется от радости. Как мне повезло найти такого мужчину, мою вторую половинку, моего самого любимого человека на планете, среди стольких людей? Тогда я думала, что наша любовь будет длиться всю жизнь.

Вся жизнь вместилась в семь лет и один день.

Я говорю себе, что должна быть благодарна, должна хранить в памяти каждый миг, который мы провели вместе, но, стоя под горячими струями, льющимися мне на макушку, я понимаю только, что мне мало.

Я хочу больше, черт возьми.

К тому моменту, когда я наконец стягиваю с себя мокрую одежду и выключаю воду, моя кожа становится розовой, кончики пальцев сморщенными, и я опаздываю к завтраку на добрых полчаса. Я представляю, как внизу на кухне мама держит в руках тарелку с блинами с ладонь толщиной и с тоской смотрит на потолок. Я понимаю, что нужно спуститься, но не могу. Меня окутывает апатия, плотная и липкая, как клейкая лента для мух. Я оставляю одежду лежать мокрой кучей на полу в ванной, заворачиваюсь в полотенце, опускаюсь на табурет у туалетного столика и начинаю изучать в зеркале свое лицо.

Припухшие глаза. Темные круги. Бледное как мел лицо и запавшие щеки.