– Боже, Айрис. Я даже вообразить себе не могу, как вам сейчас, должно быть, тяжело. – Он дотрагивается рукой до моего локтя и слегка сжимает его. – Мне очень жаль.
«Мне очень жаль». Те же самые слова были в письме Уилла.
Хотя слова самые обычные, слезы на моих глазах высыхают, как от порыва ледяного ветра. Я опускаю взгляд в чашку с чаем. Это было намеренно? Или случайно? Мысль о том, что этот человек послал мне письмо, а потом дразнит меня, говоря те же самые слова в лицо, проникает мне под кожу, словно назойливое насекомое. Я делаю глоток чая, но горячая жидкость только усиливает пламя, бушующее у меня внутри. Может ли Корбан на самом деле быть таким жестоким? Кто вообще может?
– Вы в порядке?
Забота, звучащая в его голосе, напоминает мне, что пора взять себя в руки и направить разговор в нужное русло. Я стираю с лица печаль и ставлю чашку обратно на блюдце.
– Все хорошо. Но я просила вас о встрече, потому что мне нужно кое-что вам сказать. – Я жду, пока он кивнет. – Я звонила в ЭСП, компанию, которая, по вашим словам, предложила работу Уиллу. Разговаривала с руководителем отдела по работе с персоналом. Она не знает Уилла и, что самое главное, сказала мне, что последняя руководящая позиция была закрыта больше восьми месяцев назад.
– Я не… – Взгляд Корбана не дает мне продолжать, а его темные брови – и ресницы, единственная растительность на его голове – ползут вверх. – Вы хотите сказать, что Уилл не получал работу в Сиэтле?
– Верно.
– Но… Я не понимаю. Зачем ему рассказывать мне про новую работу на Западном побережье, если это неправда? Зачем придумывать истории про будущих крутых коллег и про все эти клевые вещи, которые они делают на мероприятиях по тимбилдингу? Он говорил, что ездил с ними прыгать с парашютом и что на здании компании есть даже зип-лайн. Я хочу сказать, что все это такие мелкие подробности. С чего бы он стал все это выдумывать?
– Он не выдумывал. Я совершенно уверена, что он взял все это с сайта ЭСП.
– Но новая работа, переезд на Западное побережье, его беспокойство по поводу того, что вы не захотите оставлять свою семью… Это все выдумка?
– Ну, видимо, да.
Морщины на лбу Корбана становятся глубже, а в глазах загорается нечто похожее на разочарование. Его друг, которого ему чертовски не хватает, лгал ему. Его обида кажется такой искренней, что я решаю сменить тему:
– Уилл когда-нибудь рассказывал вам, откуда он родом?
Корбан пытается взять себя в руки, подтянув поближе затянутую в джинсовую ткань ногу в красной кроссовке «Конверс» и постукивая ею по полу.
– О, конечно. У меня в Мемфисе живут две кузины, так что мы с Уиллом всегда обменивались впечатлениями. Оказывается, у нас было несколько общих мест.
– Уилл из Сиэтла.
– Ну да. – Корбан растягивает слова, словно хочет подыграть мне, но ноги прекращают выбивать дробь. – Но он переехал в Мемфис, когда ему было сколько, пять? Шесть? Я уверен, что это случилось, когда он был еще совсем ребенком. Уилл учился в Центральной, которая конкурировала со школой, в которую ходили мои кузины.
– Уилл учился в Хэнкок-Хай. В Сиэтле.
На этот раз Корбан замолкает надолго, и в воцарившемся молчании становятся слышны окружающие нас звуки кафе. Лицо у него становится растерянным, как будто он на полном ходу влетел в раскрытую дверь.
– Вы уверены?
– Абсолютно. В качестве доказательства могу показать классный альбом с фотографиями.
– Так, ладно. Это… – Он потирает ладонью свой сверкающий череп, и я вижу, как напряженно работает его мозг, стараясь сложить вместе детали головоломки. И то, что у него ничего не выходит, сбивает Корбана с толку. – Простите, но я должен спросить. Зачем вся эта ложь?
– Это я и пытаюсь выяснить. Но если вам станет от этого легче, он врал и мне тоже.
Он наклоняет голову.
– Как же вы узнали про Сиэтл?
Я не вижу причин скрывать это от него, но стараюсь, чтобы мой ответ звучал как можно более неопределенно.
– Я получила открытку с соболезнованиями, подписанную «Школа Хэнкок, выпуск 1999 года». Одно привело к другому.
В ответ он резко кивает и снова надолго замолкает.
– Ну что ж, с одной стороны, я обескуражен, а с другой, каким-то странным, непостижимым образом все наконец обретает смысл.
– Что вы имеете в виду?
– Поведение Уилла в последнее время. Просто он казался таким… расстроенным и… не знаю, отстраненным. Мрачным и очень раздраженным. Пару недель назад один парень в зале сказал ему протереть тренажер, и Уилл просто обезумел. Он кричал и махал кулаками, мне пришлось буквально силой выводить его на улицу и там успокаивать. Я никогда не видел, чтобы он так выходил из себя. Интересно, как одно было связано с другим, я имею в виду, он вел себя странно из-за всей этой лжи или ложь нужна была, чтобы скрыть что-то еще. Вы что-нибудь понимаете?
Внутри у меня поднимается целая буря эмоций, главная из которых – уже знакомая мне боль.
– К сожалению, да.