М.Ю. Лермонтов. Фантазии и факты

Разбойник в «Тамани» носит имя Янко. В Болгарии и Словении Янко переводится как «милость, или милосердие Божие». Описание мужчины «человек в татарской шапке, но острижен он был по-казацки, а за ременным поясом его торчал большой нож»310 ассоциативно перекликается с описанием Пугачева в «Капитанской дочке» А.С. Пушкина: «Волоса были обстрижены в кружок; на нем был оборванный армяк и татарские шаровары…»311. Девушка, которая помогает Янко, имени своего не раскрывает, Печорин зовет ее ундиной. Незадолго до «Героя нашего времени» в печати вышел перевод В.А. Жуковского повести Фуке «Ундина». Этот перевод явился ярким событием в русской литературе. Жуковский обогатил идею первоисточника тем, что стер антагонизм двоемирия и представил Ундину образцом христианской любви. У Жуковского Ундина, желая обрести душу, сочеталась браком с земным человеком. У Лермонтова ундина связана с разбойником, очень напоминающим Пугачева; следовательно, ее душа – его душа. Но какая душа? И душа, может быть, только из милосердия Божьего обитающая в России? Пугачев и ундина – персонажи из мира мертвых. В квартире, где поселяют Печорина, нет «ни одного образа – дурной знак!»312. Ундина и Янко занимаются контрабандой и покидают мальчика-сироту с немощной старухой. Таким образом, символически «милосердие Божие» покидает глушь России. Печорины, оказывающиеся рядом, не способны с ним соседствовать. Преследуя мальчика, герой вспоминает перефразированные слова из Евангелия, которые в контексте происходящего звучат саркастически: «В тот день немые возопиют и слепые прозрят»313. Контрабандисты «прозрели» и покинули живых убогих – то последнее звено, на котором держится глушь России. Показательна сцена прощания с мальчиком:

– Послушай, слепой! – сказал Янко, – ты береги то место… знаешь? там богатые товары… скажи (имени я не расслышал), что я ему больше не слуга…314

Какое место? Какие богатые товары? Может, место то – не только русская глубинка, но и Россия вся, с ее духовностью – ее богатством? И кому теперь Янко не слуга? Печорин не в состоянии сберечь это место, и поэтому опять ему «грустно», он задается вопросом: «И зачем было судьбе кинуть меня в мирный круг честных контрабандистов? Как камень, брошенный в гладкий источник, я встревожил их спокойствие…»315. Выделенные слова «честных контрабандистов» характеризуют образ существования народа вдали от столицы, где трудно прожить, не погрешив против законов государства; а как следствие, и против совести. Тамань – мир «пугачевщины» (Восстание Пугачева, кстати, одна из первых тем в прозе М.Ю. Лермонтова).

Вторая часть в «Журнале Печорина» – четвертая в романе – «Княжна Мери». Тут поле ассоциаций. Предполагаемые прототипы княжны Мери исчисляются, наверное, десятками. Но мы уже сказали, что все образы – собирательные. В Мери, несомненно, есть черты Эмилии Верзилиной. Возможно, нечто намекает на дочь Николая I – княжну Марию Николаевну, которую в близком кругу звали Мэри… Но сначала посмотрим, что могло значить для М.Ю. Лермонтова имя Мария. Если мы уверены, что поэт, взрослея, проходил путь от богоискательства к богосыновству, можем ли предположить, что М.Ю. Лермонтов не подумал о Деве Марии, избирая имя Мария для героини романа? Мог ли М.Ю. Лермонтов не вспомнить свою родную мать, имя которой – Мария? Мог ли не знать М.Ю. Лермонтов, что в переводе с древнееврейского имя Мария звучит как любимая, желанная? Это представляется невозможным.