М. Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников

кончины видеть его два раза, слышать его разговор,

говорить с ним, и черты лица его, как и вся наружность,

остались навсегда запечатленными в моей памяти.

Покойная моя матушка была дружески знакома

с бабкой Лермонтова, Елисаветой Алексеевной Арсень­

евой, урожденной Столыпиной. Нередко навещали они

друг друга, зимой чередовались вечерами с любимым

ими преферансом, были обе очень набожны, принадле­

жали к одному приходу Всех Скорбящих, так как

Арсеньева жила на Шпалерной, а матушка — на

Захарьевской. Больше же всего сближали их материн­

ские заботы, одной о своем внуке, а другой о своих

трех сыновьях, из которых младшим был я, учившийся

тогда в пансионе г. Крылова, при Петропавловском

училище.

Арсеньева, несмотря на свои шестьдесят лет, была

очень бодрая еще старуха 1, годами двенадцатью старше

моей матушки. Высокая, полная, с крупными чертами

лица, как все Столыпины, она располагала к себе свои­

ми добрыми и умными голубыми глазами и была

прекрасным типом, как говорилось в старину, степенной

барыни. Матушка моя, недурно писавшая масляными

красками, имела дар схватывать сходство и сняла

с Елисаветы Алексеевны портрет, поразительно похо­

жий. Он много лет сохранялся у нас в семье.

350

При такой близости знакомства моей матушки

с бабкой Лермонтова я десятилетним еще мальчиком

слышал подробности о ссылке ее внука на Кавказ за

стихи на смерть Пушкина, знал, что его вернули оттуда

и простили; прошло года два, и <я> опять услышал

о ссылке его туда же за дуэль с Барантом. Все это

сопровождалось горем и слезами бабушки, делившей

их с моей матушкой, так же как радостное наконец

известие в начале 1841 года, что Лермонтову дали

отпуск в Петербург после того, как он был в экспедиции

с горцами, отличился там, и есть надежда, что его

скоро опять простят. Бабушка, усердно хлопотавшая

за своего ненаглядного Мишу, сияла счастием, и вскоре

моя матушка мне сказала, что он приехал; она его

видела.

В эту пору мне и самому уже захотелось его увидать;

я был уже в гросстерции, то есть в пятом классе

Петропавловского училища, и благодаря прекрасному

учителю русской словесности А. Т. Крылову, умевшему

вселить в учениках своих любовь к своему предмету,

знал множество стихов и в особенности Пушкина.

Товарищами моими по классу, сидевшими на одной

со мною скамейке, были два старших сына Н. А. Поле­

вого, один из них знал наизусть всего «Онегина»,

и у нас с ним шло горячее соревнование. На Лермонтова

нам указывал Крылов, как на прямого продолжателя

Пушкина, не уступавшего ему в силе своего таланта,

и он предсказывал молодому поэту великую будущность.

«Хаджи Абрек», «Купец Калашников» и немало других

мелких стихотворений Лермонтова, разбросанных тогда

по различным изданиям, нам были знакомы, мы ими

восторгались и тоже заучивали. Понятно после того,

что, зная уже цену таланта Лермонтова, во мне с осо­

бенною силою сказалось желание увидеть самого поэта.

Он рисовался в моем воображении чем-то идеально

прекрасным, носящим на своем челе печать высокого

своего призвания, и я стал приставать к матушке

с просьбою устроить так, чтобы я его мог увидеть. Она

с улыбкою отвечала мне, что это сделается само собою:

бабка, конечно, рассказала ему, насколько делила она

с нею свое горе, и пришлет его к ней благодарить.

— Но когда же он приедет? Вероятнее всего, что

в то время, как я буду в пансионе и его не увижу.

351

— Тогда я устрою и н а ч е , — успокаивала меня ма­

тушка; но все это меня не удовлетворяло, и нетерпе­

ние мое росло.

Меня отпускали из пансиона по субботам, в воскре­

сенье вечером я уже возвращался туда, и первым моим

вопросом в следующую субботу было:

— Что Лермонтов?

— Б ы л , — ответили м н е , — в середу.

Это совсем меня опечалило, случай пропущен, когда

я дождусь другого? С горя я даже не расспрашивал

подробностей о визите. Матушка дала мне слово повезти

меня самого к Арсеньевой в такой день, когда я непре­

менно увижу там Лермонтова.

Да когда же это будет? Нужно все-таки ожидать,

а Полевые тоже нетерпеливы, торопят меня расспро­

сами.

Печально настроенный, побрел я в воскресенье

утром к обедне к Спасу Преображения, отстоял ее

и направился уже к выходу, как меня остановила одна

наша знакомая, Наталья Ивановна Запольская.

— Куда вы? Пойдемте ко мне, я вас угощу кофеем.

Не сразу решился я на то, говоря, что мне не

позволено никуда заходить из церкви; но Наталья Ива­

новна настояла на своем, сказала, что берет на себя

ответственность, и увлекла меня. С небольшим тридцати

лет, бойкая, веселая, она за что-то разъехалась с мужем

и жила в Петербурге для сына, моего ровесника, учив­

шегося в артиллерийском училище. Квартира ее была

на Шестилавочной, то есть на теперешней Надеждин-

ской, в церкви же с нею была хорошенькая ее племян­

ница, Унковская, очень мне нравившаяся, и это-то меня

больше всего занимало.

Когда мы уже сидели в столовой и, попивая чудес­

ный кофе со сливками и сдобными булочками, весело

болтали, в передней раздался звонок, и через минуту

вошел к нам офицер небольшого роста, коренастый,

мешковатый, в какой-то странной, никогда не виданной

мною армейской форме. Хозяйка стремительно бро­