М. Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников

тым аксельбантом Военной академии. Этот молодой

человек с восторгом говорил о Пушкине и в юношеском

увлечении своем уверял, что непременно надо Дантеса

за убийство славы России не просто выслать за границу,

как это решили, а четвертовать, то есть предать такой

казни, которая не существует с незапамятных времен,

и пр. При этом он из стихов Лермонтова бойко и востор­

женно читал те несколько стихов, в которых так доста­

ется Дантесу. Затем он сказал, что Лермонтов написал

еще шестнадцать новых стихов, обращенных к нашей

бездушной и эгоистичной аристократии, которые он,

Линдфорс, знает наизусть. Я и некоторые другие, быв­

шие тут, молодые люди стали просить Линдфорса про­

диктовать нам эти стихи. Не успев хорошо заучить

эти стихи, Линдфорс сбивался, и никто из нас не мог

ничего записать толково. Само собой разумеется, что

весь этот разговор и эти тирады читаемых рукописных

стихов совершались не в гостиной и не в столовой, а до

обеда, на половине молодого Беклемишева, Николая

Петровича, тогда штаб-ротмистра Харьковского белого

уланского полка (того самого, в котором служил

и Глинка) и носившего аксельбант Военной академии.

Дело в том, что в присутствии стариков, особенно

такого придворного старика, каким был шталмейстер

* Я намеренно привожу здесь эти стихи, потому что у М. И. Се-

мевского по рукописи П. А. Ефремова изложение в них неправиль­

ное и недостает двух стихов, которые здесь напечатаны курсивом.

( Примеч. В. П. Бурнашева.)

216

двора его величества Петр Никифорович Беклемишев,

этого рода беседы считались «либеральною» контра­

бандою в те времена, когда либерализм, то есть мало­

мальское проявление самобытности, считался наряду

с государственными преступлениями. Почтеннейшие

старички в наивности своей и называли все это un

arrière-gout du décabrisme de néfaste mémoire *.

В то время как бесновался Линдфорс, Синицын,

всегда спокойный и сдержанный, шепнув мне, что он

имеет кое-что мне сказать наедине, вышел со мною

в пустую тогда бильярдную и, чтоб никто не подумал,

что мы секретничаем, предложил мне, проформы ради,

шарокатствовать, делая вид, будто играем партию.

— Я с н а м е р е н и е м , — сказал С и н и ц ы н , — удалил

вас от того разговора, какой там завязался между мо­

лодыми людьми, еще не знающими, что случилось с ав­

тором этих дополнительных стихов, с тем самым

Лермонтовым, которого, помнится, в сентябре месяце

вы встретили на моей лестнице. Дело в том, что он на­

писал эти дополнительные шестнадцать стихов вслед­

ствие какого-то горячего спора с своим родственником.

Стихи эти у меня будут сегодня вечером в верном

списке, и я их вам дам списать даже сегодня же вече­

ром, потому что здесь теперь нам долго гостить не при­

дется: после обеда все разъедутся, так как хозяева

званы на soirée de clôture ** к Опочининым 7. Мы же

с вами, ежели хотите, поедем ко мне, и у меня вы и про­

чтете и спишете эти стихи, да еще и познакомитесь

с автором их, добрейшим нашим Майошкой, и с его

двоюродным братом Юрьевым. Оба они обещали мне

провести у меня сегодняшний вечер и рассказать про

всю эту историю с этими шестнадцатью стихами, ходив­

шими несколько уже времени по городу, пока не под­

вернулись под недобрый час государю императору,

который так за них прогневался на Лермонтова, что,

как водится у нас, тем же корнетским чином перевел его

в нижегородские драгуны на Кавказ с приказанием

ехать туда немедленно. Но старуха бабушка Лермон­

това, всеми уважаемая Елизавета Алексеевна Арсеньева

(урожденная Столыпина), успела упросить, чтобы ему

предоставлено было остаться несколько деньков в Пе­

тербурге, и вот вечер одного из этих дней, именно

* отрыжкой злосчастной памяти декабризма ( фр.) .

**заключительный вечер сезона ( фр.) .

217

сегодняшний, Майошка обещал подарить мне. Стихи

Лермонтова не только добавочные эти шестнадцать,

но и все стихотворение на смерть Пушкина сделалось

контрабандой и преследуется жандармерией, что, впро­

чем, не только не мешает, но способствует весьма силь­

ному распространению копий. А все-таки лучше

не слишком-то бравировать, чтоб не иметь каких-ни­

будь неудовольствий. Вот причина, почему я позволил

себе отвлечь вас от того кружка из половины Николая

Петровича.

Я дружески поблагодарил Афанасья Ивановича за

его внимание, повторив пословицу: «Береженого бог бе­

р е ж е т » , — и мы вместе перешли в столовую, где какой-

то сенатор с тремя звездами и с немецкою, выпарив­

шеюся из моей памяти, фамилией рассказывал очень

положительно о разных городских новостях и, между

прочим, о том, что один из гусарских офицеров, недо­

вольный тем, что будто бы Пушкин пал жертвою каких-

то интриг, написал «самые революционные стихи»

и пустил их по всему городу; он достоин был за это на­

деть белую лямку 8, но вместо всего того, чт о«сорванец

этот» заслуживал, государь по неисчерпаемому своему

милосердию только перевел его тем же чином в армию

на Кавказ. Пылкий Линдфорс не утерпел и стал было

доказывать превосходительному звездоносцу из нем­

цев, что стихи вовсе не «революционные», и в доказа­

тельство справедливости своих слов задекламировал

было:

А вы, надменные потомки